шла, но лидеры Большой тройки продолжали обсуждать порядок объявления о Победе. Сталин писал Черчиллю: «Ваше послание от 5 мая относительно времени объявления о Дне Победы в Европе получил 6 мая.
У меня нет возражений против Вашего предложения о трех часах по британскому летнему времени, что соответствует четырем часам после полудня по московскому времени. Президента г-на Трумэна я также об этом уведомил».
И действительно уведомил: «Согласен с Вашим предложением, чтобы мы трое – Вы, г-н Черчилль и я – сделали одновременно соответствующие заявления. Г-н Черчилль предлагает это время – три часа после полудня по британскому летнему времени, что соответствует четырем часам после полудня московского времени и девяти часам утра по вашингтонскому времени. Я уведомил г-на Черчилля, что это время для СССР удобно».
Сам же Черчилль в этот день продолжал обрабатывать Трумэна в антисоветском ключе. Повод для этого был беспроигрышный – пришедшее накануне письмо от Сталина, в котором тот напрочь отвергал западные озабоченности по поводу польского правительства. Черчилль бережно передал американскому президенту содержание этого послания Сталина со следующим комментарием: «Мне кажется, что дальнейшая переписка по этим вопросам ничего не даст, и надо как можно скорее организовать встречу трех глав правительств. Тем временем мы должны твердо удерживать позиции, которых добились или добиваются наши армии в Югославии, Австрии, Чехословакии, на главном, центральном американском фронте и на английском фронте, простирающемся до Любека, включая Данию (выделено Черчиллем. – В.Н.~)».
Одновременно Черчилль наставлял на путь истинный фельдмаршала Александера, который писал премьеру: «Позиции Тито… сейчас гораздо более сильны с военной точки зрения, чем он предвидел в бытность мою в Белграде, и он желает воспользоваться этим. В то время он надеялся вступить в Триест после того, как я окончательно уйду оттуда. Сейчас он хочет обосноваться там, а мне разрешить лишь право пользования.
Мы должны учитывать, что после нашей встречи он побывал в Москве. Я полагаю, что он будет придерживаться нашего первоначального соглашения, если его можно будет уверить в том, что, когда Триест мне больше не понадобится в качестве базы для моих сил в Австрии, ему будет дозволено включить его в состав своей Новой Югославии».
В ответ Черчилль разъяснил фельдмаршалу «нашу политическую точку зрения»: «Я очень рад, что Вы вошли в Триест, Горицию и Монфальконе вовремя с тем, чтобы просунуть ногу в дверь. Тито, поддерживаемый Россией, будет усиленно напирать, но не думаю, чтобы они сумели атаковать Вас в вашем нынешнем положении… Не может быть и речи о том, чтобы Вы заключили с ним какое-либо соглашение о включении Истрии или какой-либо части довоенной Италии в его Новую Югославию. Судьба этой части мира оставляется для решения за столом мирной конференции, и Вы, безусловно, должны поставить его об этом в известность (выделено Черчиллем. – В.Н.)».
6 мая 1945 года немецкий посол в Токио господин Штамер нанес официальный визит японскому министру иностранных дел Сигэнори Того. Посол долго объяснял, как и почему Германия вынуждена была капитулировать под напором превосходящих сил противника на суше, на море и в воздухе. Германия была повержена, фюрер мертв.
Того сухо заметил:
– Капитуляция означает нарушение взятых на себя Германией договорных обязательств. Германия вышла из войны, как и Италия, несмотря на то что в Пакте стран Оси не было положения о заключении сепаратного мира.
Шестое мая было жарким днем в германской ставке и в ставке союзников в Реймсе.
Утром в штаб Дёница в Мюрвике прибыл генерал Кинцель, сопровождавший Фридебурга в Реймс. Доклад генерала о переговорах с Эйзенхауэром Дёница не обрадовал: «Он сказал, что, в отличие от англичан, Эйзенхауэр занял абсолютно бескомпромиссную позицию. Американский генерал наотрез отказался рассматривать возможность сепаратной капитуляции и настаивал на немедленной и безоговорочной капитуляции на всех фронтах, включая русский. Немецкие войска, заявил он, должны оставаться там, где они находятся в настоящий момент, сложить оружие неповрежденным и сдаться. Кроме того, он возложил ответственность на Верховное командование Германии за строгое соблюдение условий безоговорочной капитуляции, которые должны были применяться также ко всем военным и торговым кораблям.
Последние операции американцев также наглядно демонстрировали, что Эйзенхауэр не оценил должным образом изменившуюся ситуацию. Когда американцы перешли Рейн, их стратегическая цель – завоевание Германии – оказалась выполненной. Ей на смену сразу же должна была прийти цель политическая – совместно с англичанами оккупировать как можно более обширную территорию Германии раньше, чем сюда придут русские. Имея такую политическую цель, американцам следовало как можно быстрее продвигаться на восток, чтобы занять Берлин раньше русских.
Вполне вероятно, он действовал по указке Вашингтона. В конце войны я думал, что американцы совершают большую ошибку, и до сих пор не изменил своего мнения.
Если бы я принял условия Эйзенхауэра, о которых Кинцель сообщил мне 6 мая, то тем самым передал бы все немецкие армии на Восточном фронте в руки русских. Но была еще одна причина, по которой я никак не мог их принять: войска не стали бы их соблюдать. Началось бы массовое паническое бегство на Запад.
Условия Эйзенхауэра были неприемлемыми, поэтому я был обязан попытаться убедить американского генерала в том, что не могу позволить немецким войскам и гражданскому населению восточных территорий попасть в руки русских и только жизненная необходимость заставляет меня просить о сепаратной капитуляции.
Выслушав Кинцеля, я пригласил к себе генерала Йодля и предложил отправиться в Реймс и оказать поддержку Кинцелю при выдвижении новых предложений о капитуляции. Шверин фон Крозиг и я пришли к выводу, что Йодль должен получить следующие инструкции:
“Попробуйте еще раз объяснить причины того, почему мы делаем это предложение о сепаратной капитуляции американцам. Если договориться с Эйзенхауэром не удастся, Фридебург должен предложить одновременную капитуляцию на всех фронтах, но выполненную в два этапа. На первом этапе будут прекращены все враждебные действия, но немецким войскам будет предоставлена свобода передвижения. На втором этапе передвижение будет прекращено. Постарайтесь как можно больше растянуть первый этап и отсрочить наступление второго, уговорите Эйзенхауэра, чтобы отдельным немецким солдатам было в любом случае разрешено сдаваться американцам. Чем значительнее будет ваш успех, тем больше немецких солдат и беженцев найдут спасение на Западе”».
При этом одновременно Дёниц предоставил Йодлю полномочия подписать акт об одновременной капитуляции на всех фронтах, но только если выяснится, что договоренность о сепаратной капитуляции невозможна. «Он также получил приказ не подписывать акт о капитуляции на всех фронтах, не проинформировав предварительно меня и не получив мое согласие телеграммой. Напутствованный таким образом Йодль 6 мая отбыл в штаб Эйзенхауэра».
Пока же
