голове ничего. Пусто. Будто я только что родилась и даже не жила. Вот сколько мне лет? Я даже этого не знаю, ничего не знаю, Эрик. – В ее глазах он увидел слезы, и это было больно, но еще больнее то, как она назвала его. Как же Эрику хотелось, чтобы Олеся узнала его настоящее имя. Чтобы шептала его, когда он целовал ее, обнимал. Чтобы звала, когда нуждалась в его помощи. Чтобы просто знала его. Но это было так опасно, что он продолжал называть себя Эриком. Ее принцем. Свое настоящее имя он выбросил из собственной памяти вплоть до того момента, пока Олеся сама не полюбит его. Так же сильно, как любил ее он.
– Я пытаюсь помочь всем, чем могу, – ответил Эрик. – Тебе двадцать один. Ты родилась двадцать шестого февраля, но отмечать этот день как-то по-особенному никогда не любила. Всегда считала день рождения наитупейшим праздником. Мы все лишь приближаемся на год к собственной смерти. Так ты обычно говорила.
Эрик нагло обманул ее для собственной безопасности и для того, чтобы она не вспомнила настоящую дату дня рождения – двадцать четвертое апреля. Единственное, что волновало сейчас, – а какое число написали в новом паспорте, который он сделал для нее этим утром? Эрик точно помнил, что там тоже был февраль, но какое именно число?
И Олеся правда не любила день рождения. Но не по той причине, которую назвал Эрик. Просто не любила. И все. Точка. Никаких объяснений она не давала. Никогда.
– Я чем-то занимаюсь именно в этом городе? – получив ответ, Олеся кивнула и постаралась запомнить собственный день рождения.
«Двадцать шестое февраля, зима. Ничего сложного, Олеся, правда же?»
– Ты хотела найти работу. Какую-нибудь, где не нужно образование, – ответил он, задумавшись. – Ты так и не смогла никуда поступить. Сначала из-за болезни матери все время боялась оставить ее одну, а потом не было денег. Все ушло на лекарства, а потом на похороны.
Слушая все это, Олеся не чувствовала скорби и боли. Сейчас ей говорили о болезни и смерти собственной матери, но внутри ничего, кроме понимания, не было. Олеся не помнила женщину, родившую ее, ни имени, ни внешности, ни голоса. Не помнила, как та называла дочь, как желала спокойной ночи. Как любила…
Ничего.
– Мне казалось, что образование важно, – тихо пробормотала Олеся.
– Так и есть, но твои обстоятельства не позволяли никуда поступить. Ты заботилась о матери, пусть ей и не нужна была твоя забота. А я слишком поздно смог обеспечивать нас двоих так, чтобы ты смогла учиться и не беспокоиться о деньгах. Прости.
– А ты? Ты где-то учился? – постаралась она перевести тему, взглянув в его глаза.
– Да, в колледже. В техническом, но как-то не срослось, и я работал барменом в клубах. Зарабатывал неплохо, и нам хватало.
– Работал? А сейчас?
– Сейчас ничего не нашел еще. Со всем этим не было времени, – вздохнул.
– Прости, что принесла столько беспокойства.
– Все в порядке, – отмахнулся Эрик, двигаясь ближе к ней. Он лег на бок, повернувшись лицом к Олесе. – Ты не виновата. Ты ни в чем не виновата, Олеся.
Эрик ничего не делал, лишь лежал рядом с ней, но уже от этого Олесе было не по себе. Она чувствовала легкий дискомфорт и страх, но убеждала себя, что ничего страшного не произойдет. Он не незнакомец, а тот, кто безумно любил ее.
«Это же твой парень, глупышка, он не обидит тебя!»
– Не хочешь через несколько дней прогуляться? Свежий воздух тебе будет полезен, может, поможет.
– Хочу, – она попыталась вспомнить свою последнюю прогулку, но в голову ничего не пришло.
«А гуляла ли я вообще когда-нибудь? Конечно же гуляла, дурочка!»
– Тут недалеко есть небольшой парк. Тебе понравится.
– И мороженое.
– И мороженое, – засмеялся он. – Какое только пожелаешь. Только одно. Уже холодно.
Она гадала, что было в ее прошлой жизни. До того как упала и потеряла воспоминания. Олеся пыталась вспомнить хоть что-то, хоть какую-то крупицу. Маленькую деталь, которая бы запустила цепную реакцию воспоминаний. Но подсознание молчало, в голове было пусто – ничего.
– Посмотрим что-нибудь? Комедию?
– Да. Включишь? – Она приподнялась и удобнее уселась на кровати.
Эрик подошел к небольшому телевизору, включил его и настроил каналы. Потребовалось несколько минут, чтобы они вдвоем начали смотреть известную комедию, главные герои которой решили пожениться, но все никак не могли решить, какую свадьбу они хотели.
Эрик смотрел фильм вместе с ней, порой смеялся над шутками, обсуждал с Олесей некоторые моменты, наиболее абсурдные или забавные. Неосознанно Эрик двигался все ближе к ней. В итоге оказался так близко, что их плечи соприкоснулись, и от этого простого касания по его телу пробежала приятная дрожь. Стараясь не подавать виду, Эрик бросил короткий взгляд на Олесю, которая, казалось, была заинтересована фильмом и смотрела его с неподдельным интересом. Улыбнулся уголками губ тому, как Олеся смешно прикусывала нижнюю губу, как морщила носик или накручивала на кончик пальца темную прядь волос. Эрик сходил с ума от осознания того, что эта девушка теперь в его власти. Олеся его. Она находилась с ним по доброй воле.
В городе, в котором вот уже несколько недель шел дождь, снова все стояли на ушах. Полиция делала все возможное. Волонтеры искали какую-то зацепку в том злосчастном месте, где перевернулась машина, но так ничего и не находили. Валерия Владимировна, мать Есении, сразу после работы в небольшой строительной компании бежала в полицию, обивала пороги, но постоянно получала один и тот же ответ – ничего нового по делу о пропаже Есении Олеговны Чеховой, двадцати одного года, у них нет. Нет ни свидетелей, ни улик. В машине не осталось ее сумочки. Складывалось впечатление, что Есения добровольно покинула машину. Но вот в побег единственной дочери Валерия Владимировна не верила. Как не верили и друзья Есении, все те, кто знал ее еще до того, как в ноябрьский день случайный мужчина, проезжавший мимо перевернутого автомобиля, не позвонил в полицию. К тому моменту пошел дождь, и всевозможные следы были смыты, хотя в самом салоне автомобиля все осталось на своих местах. Машина чудом не загорелась. Опять же из-за дождя. Дождь спас автомобиль, но погубил все надежды на быстрый поиск его владелицы.
Валерия Владимировна в очередной раз была в полицейском участке, разговаривала со следователем, но ничего нового он ей не сказал. От бессилия женщине хотелось лезть на стену, выть на луну, кричать до беспамятства, но она старалась оставаться сильной. Ради своей дочери, своей единственной, родной и