любимой. Той, которая обещала не задерживаться и вот уже опаздывала на несколько недель.
Женщина не верила, что ее Есения могла просто сбежать. Это было не в ее стиле. Доченька так никогда бы не поступила.
В последнее время Валерия Владимировна все чаще вспоминала то, как ее дочь появилась на свет, как муж выбрал для нее имя. Вычитал его в каком-то журнале, после вдохновился фамилией своего любимого поэта Есенина и решил назвать своего ребенка именно так. Как женщина ни возмущалась, но имя ей понравилось, а ее дочери оно очень подходило. Девочка была такой же нежной и чуткой, как и имя, которое она носила.
– Где же ты, моя милая? – шептала женщина, стоя у открытого окна с чашкой горячего крепкого кофе. В последнее время она пила исключительно его, на алкоголь смотреть не могла, а кофе помогал. Валерия Владимировна не сводила глаз с ночного неба, все время вглядывалась в него, надеясь увидеть хоть какой-то знак. Услышать голос своего ребенка, который просто решил несколько недель отдохнуть от суеты и вот вернулся. Но Есения никогда не уезжала, не предупредив, не бросала мать, никогда не поступала так, как большинство девушек в ее возрасте. Из-за этого женщина мало спала. Все время мучилась от кошмаров, в которых с ее дочерью что-то происходило. Нечто плохое. И поделать с этим Валерия Владимировна ничего не могла.
Десятая глава
Во время просмотра фильма Олеся сама двигалась все ближе к Эрику, слегка ерзала на своем месте, не замечая того, что плечи Эрика касались ее. Могла почувствовать тепло его тела, резкий аромат геля для душа, ментол и что-то морское сразу били в нос, но Олесе, к ее собственному удивлению, был приятен этот запах. Вместе с тем она снова почувствовала едва уловимый цветочный аромат, когда сидела рядом с Эриком. Но она знала точно, что Эрик не пользовался цветочным гелем, к тому же у нее самой такого даже не было.
– Мне фильм понравился, – он снова лег на кровать, когда на экране показались финальные титры. – Как твоя голова? Не болит?
– Нет, не болит. А фильм неплохой. Хотя… это ведь первый фильм, который я посмотрела, мне не с чем сравнивать.
– Хорошо, что не болит, – он снова повернулся на бок. Подложил руку под голову, вторую опустил на одеяло между ними. – Ну, ты ведь понимаешь, что такое фильм. Следовательно, в твоей голове могли отложиться впечатления от других картин, просто ты не можешь их вспомнить. Такое возможно? Вроде бы твой врач говорил что-то такое.
– Я не помню, – проворчала Олеся, недовольно убирая подушку, сминая ее и снова убирая на кровать позади себя. – Я не виновата в том, что не помню. Ничего не помню.
– Я тебя не виню.
– Надеюсь, что это так.
– Это прозвучало как-то недоверчиво, – поджав губы, он приподнялся на локтях и посмотрел на Олесю. Старался не показывать, что просто хотел снова прикоснуться к ней. За те полтора часа, что они вдвоем смотрели фильм, Эрик почти привык к ощущениям и теплу, которое исходило от ее тела всякий раз, когда Эрик касался его. Случайно, как могла подумать Олеся, и преднамеренно, как было на самом деле. – Не хочешь есть?
– Я хочу чай. Черный, – кивнула она, поднимаясь на кровати и бросая на Эрика взгляд через плечо. – Пойдем на кухню?
Поправив одежду и одеяло на кровати, Олеся пошла следом за Эриком. Сейчас она могла отметить, что на затылке его волосы были намного темнее прядей спереди. Почему-то ей показалось это забавным и одновременно красивым.
Олеся чувствовала себя в этой маленькой кухоньке, обставленной мебелью первой необходимости, все еще лишней, но старалась не зацикливаться на этом. По словам Эрика, они переехали в эту квартиру не так давно, может, просто не успели освоиться и сделать эту квартиру своей. Так говорил Эрик. Олеся ему верила. Верила, что все было именно так.
Сидя за кухонным столом, Олеся теребила в руках белоснежную салфетку и смотрела в окно. Эрик готовил им чай. Черный, без сахара, как она и любила. В таких мелочах он приказал себе не обманывать, к тому же ему было приятно готовить ее любимый напиток специально для нее. Подложив руку под подбородок, Олеся смотрела на грозовые тучи за окном, слышала вдалеке раскаты грома. Дрожала от каждого глухого хлопка. Дождя еще не было, но не нужно было быть специалистом, чтобы понять – скоро все изменится. Вот-вот прозвучит еще один раскат грома, и капли посыплются с неба на холодную землю. Такую погоду Олеся не любила, во всяком случае, что-то ей это подсказывало.
– Я бы добавила в чай молока, – задумчиво пробормотала Олеся, бросая беглый взгляд на Эрика у столешницы с двумя небольшими чашками. – Так намного вкуснее.
Поднявшись со стула, она взяла в холодильнике пакет молока и долила его в чай. Олеся не знала наверняка, будет вкусно или нет, но назад дороги не было, молоко было добавлено.
– Ты всегда предпочитала добавлять что-то в чай, в большинстве случаев это было именно молоко, – усмехнулся Эрик, слегка волнуясь, но стараясь не выдавать этого.
«Это всего лишь чай, придурок. Она ничего не помнит, ничего из того, что было раньше, помнит лишь то, что ты говорил ей».
– Забавный факт обо мне, – засмеялась Олеся, поднося кружку к губам и делая небольшой глоток. – Вкусно, мне нравится.
Олеся медленно пила чай, осматриваясь в комнате и привыкая к этой странной для нее обстановке. Эрик же, в свою очередь, помогал ей обжиться в квартире, показывал, что и где хранилось, болтал с ней о всякой чепухе, готовил ужин, после которого ушел в душ и оставил Олесю одну. Она медленно прогулялась по комнатам, поводила руками по стенам и мебели, подмечая, что с небольшой перестановкой в спальне жить стало намного приятнее. Но это не меняло тот факт, что она все же чувствовала себя тут чужой. «Это твоя квартира, глупышка. Ну же, не накручивай себя!» – твердила Олеся себе снова и снова. Убеждала себя, что это ее дом, но что-то ее смущало во всем этом. В сердце не ёкало, когда Олеся касалась пальцами своих вещей или подушки, на которой все это время спала, даже косметика на столике тоже не вызывала никаких эмоций. Все было чужим. Холодным.
После душа Олеся переоделась и легла на свою половину кровати. Сейчас же, будучи уязвленной, старалась держаться на расстоянии от Эрика. Не быть слишком близко или далеко. Где-то посередине.
– Спокойной ночи, Олеся, –
