уверен: Пенни чувствует то же самое, что и я.
Я беру вилку, подцепляю кусочек поменьше и подношу к ее рту.
Она смотрит на вилку, затем поднимает на меня взгляд прекрасных глаз, и я чувствую, как у меня все переворачивается внутри, когда она открывает рот и, не отводя от меня взгляда, изящно съедает кусочек.
В брюках становится тесно.
– Не могу поверить, что я так на тебя смотрю. – Пенни скидывает с колен пиджак. Она подбирает под себя ноги, и подол платья медленно ползет вверх. – Хочешь еще кусочек?
Я отрываю взгляд от ее ног – по гладкой коже пляшут отблески огня – и смотрю ей в глаза. Откашливаюсь и киваю.
– Да.
Я беру себе еще кусочек, на этот раз куда более скромный. А вот взгляд, которым за мной следит Пенни, скромным совсем не кажется. Когда я сглатываю, в глазах ее пляшет огонь.
Решив искусить судьбу, я подцепляю очередной кусочек пирога вилкой и подношу к ее рту. Мгновение она смотрит на пирог, затем приоткрывает губы. На грудь ей падает капелька взбитых сливок.
Мы одновременно опускаем взгляд. Взбитые сливки покоятся на холмике ее груди.
Черт…
– Давай помогу, – говорю я, чувствуя, как рот у меня наполняется слюной. Я выжидаю несколько секунд на случай, если Пенни решит возразить, но она молчит, только тяжело дышит, и я понимаю – можно.
Я протягиваю руку и очень медленно, очень нежно провожу пальцем по ее груди.
Господи Иисусе.
Мягкие. Полные. Аппетитные.
У нее перехватывает дыхание.
Мой член твердеет.
Мне хочется большего.
Я протягиваю ей палец. Я хочу почувствовать прикосновение ее губ, представить, что облизывает она совсем не мой палец. Я задерживаю дыхание, и мы смотрим друг на друга, в густом, наполненном похотью воздухе витает невысказанное обещание наслаждения.
К моему полному удовольствию, Пенни наклоняется вперед и, черт возьми, обхватывает мой палец губами.
Сначала она нежна и осторожна: просто медленно исследует мой палец языком. А потом… потом она начинает его посасывать, и с такой страстью, что у меня чуть ли не закатываются глаза.
Господи Иисусе.
Когда Пенни отстраняется, я окончательно теряю контроль. Моя броня дает трещину, и все, о чем меня когда-либо предупреждал Пэйси, меркнет во тьме. За считаные секунды этот вечер превратился из невинного «мы просто едим вместе пирог» в «я, черт возьми, собираюсь раздвинуть твои ноги и полакомиться твоей киской».
Я облизываю губы и опускаю вилку в коробку с пирогом, прежде чем отодвинуть ее в сторону.
– Ты уже все? – спрашивает Пенни.
– Это ты мне ответь, – говорю я и жду.
– Я бы съела еще кусочек. – Я тянусь за вилкой, но она меня останавливает. – Твой палец вкуснее.
Твою.
Мать.
Эти три коротких слова говорят мне: сейчас вечер совершит крутой поворот.
Мои фантазии осуществятся, и я вот-вот попробую на вкус Пенни Лоус.
Я обмакиваю палец в сливки и шоколад и протягиваю руку ей. Немного поколебавшись, Пенни встает на четвереньки и подползает ближе, усаживается мне на колени.
Да.
Именно здесь я, черт возьми, и хочу ее видеть.
Я опускаю руку на ее ягодицы, когда она берет в рот мой покрытый шоколадом и взбитыми сливками палец.
Ее губы скользят по моей коже. Она тщательно вылизывает палец, затем медленно отстраняется.
Мне.
Сносит.
Крышу.
В мгновение ока я опрокидываю Пенни на пол, и теперь она лежит на пледе, а я нависаю над ней, прижимая ее руки к полу.
– Скажи, что ты этого хочешь, – говорю я и с удивлением понимаю, что почти задыхаюсь.
Ее глаза ищут мои. Я вижу, как лихорадочно она думает, пытаясь понять, что же ей делать. Пожалуйста, не говори «нет». Я не уверен, что смогу это вынести.
Когда я уже думаю, что мои надежды рухнули, Пенни раздвигает ноги, позволив мне приблизиться, и признается:
– Я хочу этого. Очень сильно хочу.
И это все, что мне нужно было услышать.
Я припадаю губами к ее губам и наконец получаю то, о чем мечтал с тех пор, как впервые ее увидел.
И я беру от ситуации все.
Я завладеваю ее ртом.
Обхватываю ее грудь ладонями.
Мой твердый член упирается ей в живот.
Я впитываю ее стоны.
Я трахаю ее на пледе, перед камином, и когда она дрожит в моих объятиях и вот-вот уже кончит, я выхожу из нее и уношу в спальню, где целую и облизываю ее бедра, пока она не начинает царапать мою спину ногтями, умоляя о большем. Вот тогда-то я дарю нам обоим сладостное облегчение.
Никогда раньше я не испытывал ничего подобного.
Даже близко.
Невероятный экстаз, словно меня разрывает пополам. Это было что-то, что я словно всю жизнь берег только для нее. Только для Пенни.
Мы вместе засыпаем на моей гигантской кровати. Пенни прижимается ко мне, а я прижимаюсь к ней, надеясь и молясь, чтобы мне повезло еще хоть раз испытать блаженство, которое она мне подарила. Я знаю, что буду стремиться к этому всю оставшуюся жизнь.
Пропустил ли я подробности нашей совместной ночи?
Разумеется. Потому что, хоть это и важно – черт возьми, это перевернуло всю мою жизнь! – самое важное в этой истории то, что произойдет потом.
Когда я просыпаюсь на следующее утро, Пенни уже нигде нет. Все, что мне остается – это наслаждение, все еще бурлящее в моих венах, и короткая записка.
«Хорнсби, с днем рождения. Надеюсь, тебе все понравилось. Я одолжила у тебя толстовку. Верну ее позже.
Пожалуйста, сделай так, чтобы Пэйси никогда ничего об этом не узнал.
Пенни».
Никаких «Я тебе позвоню».
Никаких «Может быть, нам стоит повторить».
Только просьба никому об этом не рассказывать. И я, конечно, не собираюсь этого делать: ни сейчас, ни когда-либо еще. И не только потому, что мне нравится Пенни и я уважаю ее желания. Просто последнее, что мне нужно – это чтобы Пэйси обо всем узнал. Я дал ему обещание и нарушил его. Но самое худшее заключается в том, что я бы с удовольствием нарушил это обещание снова.
И еще раз. И еще.
Я бы нарушал его до полного изнеможения.
Вот настолько мне понравилось быть внутри Пенни.
Быть рядом с ней.
Когда на следующий день я открываю свой шкафчик в раздевалке, внутри нахожу свою толстовку. Она пахнет Пенни. Я подношу ткань к носу и глубоко вдыхаю запах, вспоминая, каково это было – держать ее в своих объятиях, слышать, как ее стоны эхом отдаются в моих ушах, наблюдать, как она
