под влиянием мужской власти символическое значение монашеского одеяния заключалось не в том, чтобы отрицать женскую чувственность, а в том, чтобы привлечь к ней внимание и одновременно прикрыть ее. Монахиня, как Христова невеста, не была асексуальной. Она направляла свою сексуальность, усиленную непорочностью, к Богу. Это смешанное послание было не только последствием парадоксов догмы Контрреформации. Оно было связано с более широкой социальной динамикой в Италии в XVI и XVII веках. Монастыри имели явную классовую структуру, и в наиболее изолированных из них жили дочери самых богатых семейств. Защищая непорочность незамужних дочерей, состоятельные семьи платили внушительную сумму, чтобы отдать их в монастырь. Девушки приезжали в самой дорогой одежде.
Один из комментаторов отмечал:
«По мере того как приближается день, когда она должна будет надеть монашеское одеяние, она одевается как королева, если может… И со всей возможной роскошью, которую только можно вообразить, она, во всем великолепии, объезжает город… [чтобы] не осталось никого, кто не знал бы о величайшей жертве, которую она вот-вот принесет»[103].
Символическим жестом роскошный наряд послушницы был перенесен с ее тела на церковь, где стены монастыря были пышно украшены. Дресс-коды монастырей запрещали «дорогую одежду», ювелирные украшения, такие как серьги и «прочее мирское непотребство». Но Хиллс пишет, что «через богатство декора аристократического монастыря церкви публично демонстрировали семейные, мирские и духовные богатства монахинь»[104].
Символизм строгого одеяния монахини всегда предполагал противоположное, а именно роскошь, от которой она отказалась, чтобы служить Богу. Поэтому внешне скромное монашеское одеяние стало не только суррогатом роскоши семейного наследия, но и показателем особого индивидуального нарратива: женщина, которая оставила земные привилегии ради духовных убеждений. Таким образом, одеяние монахини участвовало в развитии языка моды, превращая старые символы аскетизма и самоотречения в более сложные знаки социального статуса и личности.
Неправильные одеяния
Одеяние монахини было сложным и даже противоречивым символом в одежде, говорившим о запретной чувственности через показную скромность и намекавшим на отринутую роскошь своей очевидной строгостью.
Когда в XVI веке по Северной Европе прокатилась Реформация, фигура монахини в ее узнаваемом одеянии стала символом разложения и лицемерия католической церкви. Многие протестантские реформаторы, и особенно сам Мартин Лютер, сосредоточились не только на том, что они считали теологической ошибкой, но и на моральном разложении католической церкви. В 1517 году в своих знаменитых 95 тезисах Лютер обрушился на продажу индульгенций, которые, как утверждали церковники, уменьшат наказание за грехи.
В своей критике протестанты также сосредоточились на периоде папства первой половины X века, позже получившего название «порнократии» («правление блудниц»), когда многие папы вели себя как римские аристократы в дохристианскую эпоху. Они устраивали заговоры, чтобы контролировать переход папского престола, а в некоторых случаях имели любовниц. С точки зрения протестантов, католическая церковь была не только коррумпированной, но и развратной.
Церковный раскол разделил Европу на католический юг и протестантский север, где новые теологи распространяли критику католицизма Лютера, а государство и частные лица поощряли отрицательное отношение к католицизму. В следующие столетия монахини в своих приметных одеяниях стали объектами преследования, финансируемого государством и частными лицами, а также героинями непристойных литературных произведений.
Сексуализированный образ монахини, образы монахини-жертвы или монахини-садистки были превалировавшей темой даже в католической Франции. Дени Дидро в романе 1780 года «Монахиня» поведал о беспричинной жестокости настоятельницы, от которой страдала молодая женщина, заточенная в монастыре. А у серии новелл 1837 года Оноре де Бальзака «Озорные рассказы» был подзаголовок «Славные пересуды монашек из Пуасси».
В викторианской Англии кошмарные повествования о разврате, пытках и святотатстве в монастырях стали отдельным литературным жанром. В этих жутких опусах священники и монахи, чья сексуальность была исковеркана обетом воздержания, находили для нее выход через женщин, которых церковь держала взаперти в монастырях. Тем временем монахини-старухи, высохшие, обиженные и вооруженные плетками или другими инструментами для пыток, с садистическим энтузиазмом приводили к послушанию молодых монахинь. Сенсационные отчеты о жизни в монастырях описывали некий опасный культ, который втайне отвергал Библию[105].
Некий преподобный Коулридж написал памфлет под названием «Ужасные разоблачения мисс Джулии Гордон, беглой монахини или шпионки». В нем рассказывалась страшная история девушки-протестантки, которая последовала дурному совету и перешла в католицизм, а затем ушла в монастырь. Она быстро поняла, что совершила ошибку, но было уже слишком поздно. Монастырь на деле оказался тюрьмой, а священники – распутниками, требовавшими сексуальных утех от монахинь.
Во время вынужденной поездки в Рим Джулия видела, как незаконных отпрысков священников и монахинь бросают в яму с известью перед собором Святого Петра вместе с обугленными останками протестантов, отказавшихся переходить в католичество. Поняв, что забеременела от священника, Джулия сбежала и нашла убежище у доброй протестантской семьи в Париже, но умерла во время родов. Подобная литература распространялась и в других странах. В американской книге 1836 года «Ужасные разоблачения монахини Марии» предлагали рассказ «из первых рук» о монастырях, соединенных тайными туннелями, позволявшими священникам пробираться в кельи монахинь ради незаконных связей, и об убийстве незаконных отпрысков[106].
Подобные истории вдохновляли одновременно и насилие толпы, и порнографические фантазии. В викторианской Англии иногда забрасывали монахинь камнями, при этом их одеяние стало фетишем: монахиня с плеткой была популярным возбуждающим образом.
Многие бордели викторианской Англии держали среди набора костюмов одеяние монахини[107]. Изначально задуманный скромным ансамбль, частично призванный защитить одинокую женщину от посягательств мужчин, был эротизирован, и эта ассоциация жива до сих пор.
В некоторых случаях тщательно продуманные фасоны одежды, появившиеся в Средние века и в эпоху Возрождения, прожили намного дольше, чем моды, вдохновившие их и уже ставшие музейными экспонатами[108]. Между тем настойчивое желание монашеских орденов не быть похожими на других привело к появлению множества новых дизайнов. Некоторые, как пишет Кюнс, обладали «причудливыми характеристиками, требовавшими излишнего внимания к деталям»[109].
В Викторианскую эпоху одежда монахинь превратилась в фетиш, и эта странная ассоциация сохраняется до наших дней
Вследствие этого многие ордена сохранили одеяния, которые изначально создавались как стилизованные версии обычного скромного платья, даже когда мирская мода двинулась в противоположном направлении и ее линии становились все более облегающими. К примеру, каноническое одеяние сестер милосердия включало сильно накрахмаленный «крылатый» чепец с отогнутыми кверху углами, надеваемый поверх вимпла (обвязки).
В Средние века вимпл был традиционным головным убором замужних аристократок и оставался им до конца XVII века, когда сестры стали его носить. Но, разумеется, женская мода двигалась вперед, тогда как монашеское одеяние оставалось таким же, как и в прошлом. Сестры милосердия отказались от крылатого чепца только в 1964 году.
В 1917 году кодекс Канонического права установил новый дресс-код, который требовал от «всех религиозных женщин» постоянно носить монашеское одеяние. Устанавливалось, что новые общины не могут принимать монашеское одеяние давно существующих орденов, тем самым эффективно кодифицируя эти анахронистические дизайны. К середине XX века многие монахини считали, что монашеское одеяние символически отделяло их от людей, которым они старались служить, проводя миссионерскую и благотворительную работу.
В ответ на эту озабоченность в 1950 году папа римский Пий XII порекомендовал следующее: «При всем уважении к религиозному монашескому одеянию выбирайте то, которое выражает ваше внутреннее отсутствие нарочитости, простоту и религиозную скромность»[110].
После проповеди Пия XII итальянские модные дизайнеры представили новые идеи для монашеского одеяния, одни – практичное прет-а-порте, другие – детально проработанную высокую моду[111]. Тренд получил новое развитие в 1962 году, когда папа Иоанн XXIII объявил Второй Ватиканский собор и выразил намерение «стряхнуть пыль, скопившуюся на престоле святого Петра со времен Константина». Перемены витали в воздухе.
В тот же год кардинал Леон-Жозеф Сюэненс, архиепископ Мехелена-Брюсселя, опубликовал книгу под названием «Монахиня в миру», в которой заявил: «Современный мир не терпит никаких украшательств, излишеств или других причуд, накрахмаленных или развевающихся на ветру… Все нарочитое или лишенное простоты отвергается… все, создающее впечатление, что монахиня не только в стороне от этого мира, но и совершенно чужда его эволюции».
Религиозные ордены обратились к моде,
