Расскажу отдельно про писарей. Их всегда заранее считают за стукачей. Как и каптёров, и другие специальные должности. Логика тут простая: не топчешь землю с автоматом, как простой солдат, значит что-то с тобой не так.
Любой писарь приближен к командиру и при этом живёт в казарме, всё слышит и видит.
Значит, может докладывать. Если писарь не стучит сам, то точно в курсе о тех, кто это делает.
У нас было два писаря — штабной и ротный. Ротный жил в нашем взводе. Это был своеобразный парень, прикольный и немного шибанутый. При этом у него были крайне жёсткие принципы, так что он (почти наверняка) не стучал.
Что касается штабных писарей… Туда можно попасть либо если ты суперблатной, либо — суперхитрожопый. Всё время они проводят в штабе, наш в роте только ночевал. Это был весьма противный татарин с квадратной головой. У нас с ним был постоянный конфликт.
Я как-то раз назвал его квадратной рожей. Он тоже не остался в долгу и прошёлся по мне, и с тех пор мы друг друга невзлюбили. Так вот, независимо от личного отношения, могу сказать, что он был просто отъявленным стукачом. При нём мы старались ничего не рассказывать и вообще говорить поменьше.
Заканчивая тему стукачества
Стучат, как правило, командиру роты. Докладывать выше не поощряется, в том числе — самим командиром. Получается не очень приятная ситуация.
Допустим, над тобой издеваются или избивают. Об этом донесут командиру, и он разберётся. Но если по каким-то причинам ему окажется пофигу, то дела плохи.
Жаловаться через голову вышестоящему начальству — значит, по сути, стучать на своего командира. Понятное дело, что это сродни самоубийству. У нас таких случаев не было, командиры быстро реагировали на беспорядки и беспредел и старались этого не допускать.
А вот в обычной армии подобное случается. Допустим, побили солдата, командиру на это поебать. И он начинает писать в прокуратуру, генералам и так далее. Такие письма могут запросто похоронить всё командование части, поэтому солдата сразу же прижимают.
Если письма продолжаются, то парня переводят к каким-нибудь жёстким парням и говорят, мол, делайте с ним, что хотите.
Он продолжает писать, письма не доходят, а потом уже идёт разбирательство по факту трупа. И по статье уезжает не командир части, на которого были жалобы, а какой-нибудь левый тип.
Так что в армии стучать через голову или вообще делать это открыто («Да я на вас в прокуратуру напишу!») лучше не надо. Это всегда заканчивается плохо.
Понятное дело, я не говорю «вас избивают, а вы терпите», это плохой совет. Но ситуация очень сложная и непонятная. Я не могу представить, чтобы меня систематически избивали в Кремле. Терпеть бы, конечно, не стал. Но какой-то алгоритм действий для подобной ситуации расписать сейчас не могу.
Защищать свои права надо. Но стук наверх мимо командира в армии очень часто заканчивался не просто проблемами, а смертью. По крайней мере, раньше заканчивался. Сейчас ситуация всё же стала намного лучше.
Ну и напоследок. Когда служили двушку, стукачей засовывали в тумбочку, заматывали изолентой и выкидывали из окна со второго-третьего этажа. Такие дела.
Глава 10
Про медицину
Итак, начинаю рассказывать про то, что происходит, если солдату в Кремле стало плохо.
Первая медицинская ступень — это санитар. Заболел у солдата, скажем, живот. Он жалуется санитару, и тот выдаёт ему лекарство. Активированный уголь. Или анальгин, если у солдата болит что-то ещё. Короче, первая помощь при базовых заболеваниях.
Если активированный уголь по каким-то причинам не помогает, солдата полагается отправить в санчасть. Для этого предусмотрена дурацкая процедура.
Санитар идёт к командиру роты и докладывает: Иванов заболел. Тот вызывает Иванова к себе и спрашивает, действительно ли он заболел. Тот, естественно, отвечает — да, мол, так и так. Заболел. Тогда командир снова обращается к санитару и просит подтвердить, что наш условный Иванов действительно болен.