несколько раз, в разных местах в городе. И пока сам не мог понять, кто она такая, зачем ему является и чего хочет. Привязана ли она к какому-то месту или человеку, или существует по другой пока не выясненной причине.
Юэн слушал Бернарда и боялся его перебить, иногда лишь задавал короткие вопросы. Пока фотограф был готов все рассказывать, нельзя было спугнуть это его состояние. Он говорил часа два, может, даже больше. За окном дождь успел усилиться и закончиться, ветер стих, и какое-то время на улице была полная тишина, лишь спустя некоторое время послышалось пение и щебет птиц. Бернард выпил еще две объемистые чашки травяного чая, однако это не спасло его начавший садиться голос.
Юэн поднялся с места. После такого долгого мистического сеанса требовалось размять ноги. Он походил по кухне туда-обратно, коснулся ловца снов и, вернувшись, навис над фотографиями, которые еще были разложены на кухонном столе.
– Я не могу отвязаться от мысли, что все это как-то неправильно, – сказал он.
– Что именно тебя смущает?
– Во-первых, то, что призраки существуют за счет живых людей. Я буду повторять это много раз: нам, живым, нужно жить, у мертвых своя дорога. Во-вторых, посещать заброшенные места и делать атмосферные фотосессии, безусловно, интересно. Лично мне понравились наши с тобой вылазки. Не спорю, присутствует в этом какой-то азарт. Особенно сейчас, когда знаешь, что в этих местах может быть что-то сверхъестественное. Жутко, но привлекательно. Однако есть вещи поважнее беготни за странными силуэтами. Может быть, твой отец не зря прятал все эти фотографии. Может быть, не зная всего этого, жить легче. По крайней мере, можно спокойно заниматься своими делами.
– Какими, например? – с раздражением спросил Бернард. – Заниматься ретушью однотипных фотографий, сидеть в студии и ждать, когда кто-нибудь придет сделать фото на документы? Это, по-твоему, интереснее? – к концу фразы в его голосе ощущалась даже какая-то враждебность, будто слова Юэна его оскорбили.
Юэн нахмурился, повернулся к сидевшему за столом Бернарду лицом и сложил руки на груди. Парень отзывался о своей студии так, словно ненавидел ее всем сердцем. Он мог, конечно, устать, да. Но чтобы говорить о своей работе в таком тоне… Юэн подобного не ожидал.
– Не отрицаю, иногда может казаться, что все как-то скучно и обыденно, – попытался начать он спокойно и дипломатично, – но в отличие от большинства людей у тебя есть свое дело. Многие воспринимают это не так, как ты. Я имею в виду, иметь свою маленькую студию кажется более интересным, чем работать каким-нибудь грузчиком в супермаркете. Намного сложнее, но ты вроде как сам себе хозяин, и это куда ближе к творческой сфере. К тому же тебе все равно нравится фотографировать. Это ведь хорошо, когда увлечение приносит доход.
– Да, я все это понимаю, – виновато сказал Бернард. Враждебность из его голоса исчезла, будто это было кратковременным явлением, и он осознал, что немного вспылил. – Не знаю. Наверное, я просто устал. Дела в студии в последнее время идут не очень хорошо. Это меня беспокоит.
– В последнее время, – повторил Юэн и, усмехнувшись, добавил: – Это ни с того ли момента все испортилось, как я стал твоим ассистентом?
Бернард устало улыбнулся. Хорошо. Надо же было чуть разрядить мрачную обстановку.
– Не в тебе дело, ты же знаешь, – сказал Берн.
– Да-да, понимаю. Ну, может быть, тебе просто нужен хороший отпуск? Ты ведь работал с утра до вечера, семь дней в неделю. Удивляюсь, как ты не выгорел еще раньше.
– Я подумаю.
– Знаешь, что меня еще беспокоит? Все эти снимки, – Юэн указал на фотографии на столе, – интригуют, но одновременно с этим они вызывают тревогу и чувство, будто грань между миром живых и миром мертвых истончается. Без какой-либо романтизации это звучит страшно, черт возьми. Но больше всего меня пугает то, как можешь измениться… ты.
– И как же я, по-твоему, могу измениться?
Юэн застыл на несколько секунд. Он сам не понял, для чего начал это все говорить. Наверное, потому что действительно его очень волновал этот момент. И сейчас не было смысла отступать. Надо говорить прямолинейно и честно. Только все и разом. Поэтому Юэн набрал в легкие побольше воздуха.
– Например, стать копией своего отца, – сказал он и встретился с недоверчивым взглядом Бернарда. – Ты попытался встать на его место, но ты на него до сих пор обижен за то, что после смерти твоей матери он с головой погрузился в охоту за призраками и совершенно позабыл о тебе, о собственном сыне. Я тебя понимаю. Частично. Что-то аналогичное я тоже испытываю к своему отцу, для которого жизнь дворовой собаки оказалась важнее психического здоровья сына. Но я сейчас немного не об этом. Знаешь, что я подумал, когда увидел твоего отца? Что он очень упрямый. Если ему что-то вздумается, он не остановится. Как бронированный поезд без тормозов. В этом ты на него похож. И именно это пугает больше всего. То, что ты ненамеренно можешь стать таким же. Скажу прямо – в тебе это есть. Оно где-то на начальных стадиях, но может достаточно быстро развиться. К тому же ты сын своих родителей, Берн. Ты коктейль, который взболтали и смешали. Не будем отрицать то, что ты многое от них унаследовал. Способности матери, назовем это так, и упрямство отца. Если так все продолжится, – он ткнул в один из снимков пальцем, – ты сгоришь быстрее, чем они. Ты сгоришь, понимаешь?
Юэн был готов к резкому ответу или к длинной речи. Однако Берн сидел с подозрительно невозмутимыми видом.
– Даже если все случится так, что с того?
Равнодушие ударило Юэна как пощечиной.
– То есть тебе абсолютно все равно и на себя, и на людей, которые тебя окружают и которым ты не безразличен?
– Не-ет, – неуверенно ответил Бернард. – Просто… не уверен, что я кому-то настолько не безразличен.
– Да что ты говоришь? – возмутился Юэн, чувствуя, как голос пронзает хрипота. – А как же Эллен, Чилтон, Эрика… я, в конце концов? Тебе наплевать, да? Если Грегор поступил так с тобой, это не значит, что ты должен поступать так со всеми.
В глазах Бернарда внезапно вспыхнуло осознание всей ситуации. Конечно, это его дело, как поступать. Так же, как Грегор, с головой погружаться в охоту за призраками и истязать себя, быть слепым и глухим к чувствам других, приведя себя в итоге к ранней смерти. Или не поддаваться этому фанатичному влиянию. Уж Бернард, как никто другой, знает, каково это, чувствовать себя брошенным и остаться без поддержки.
– Я не… не
