полка. Хотя Цезаря выгнали из армии уже почти полгода назад, его голос, требующий от бойцов держать строй и выглядеть подобающе, чтобы ему, Цезарю, не было за них стыдно, до сих звучал в ушах Рафи. Бойцы тоже скучали по сержанту. Вечером на привалах они приходили к костру Коллинза, расспрашивали о своем командире и просили рассказать о нем какие-нибудь байки.
Где-то впереди колонны рядовой Бенджамин Симпсон заиграл на банджо. Льющаяся искристым каскадом музыка напоминала Рафи струящийся горный ручей. Подобно прохладной воде, она несла в себе облегчение от волн жара, исходивших от покрытых пылью и раскаленных августовским солнцем скал. Всякий раз, когда отряд отправлялся в поход, рядовой Симпсон брал с собой банджо. Вылазок приходилось делать много. Отряд под командованием майора Альберта Морроу гонял Викторио и его банду по всему Нью-Мексико, а Симпсон играл. Играл в жару и стужу, в бури и штиль, в ливни и сушь.
Армейские соединения из Аризоны и Нью-Мексико перекрыли Викторио все пути в Сан-Карлос и Мексику, и мятежный вождь затаился в Черных горах километрах в ста от Централ-сити. Полковник Хэтч любил говорить, что по сравнению с Черными горами даже поля застывшей лавы в Северной Калифорнии покажутся зеленой лужайкой. Но Хэтч даже преуменьшал. У Рафи складывалось впечатление, что на исходе шестого дня творения Господь собрал все самое омерзительное, ядовитое и колючее — одним словом, все то, чем не желал портить остальную землю, — и слепил из этого материала Черные горы. Викторио знал эти места как свои пять пальцев.
Стоило последнему мулу войти в каньон, как загремели выстрелы ружей.
«Опять ему удалось провернуть свой фокус!» — подумал Рафи.
Викторио удавалось водить за нос даже следопытов-апачей, находившихся на службе в американских войсках. Вождь снова заманил майора Морроу и бойцов Девятого кавалерийского полка в ловушку. Рафи, как ни старался, никого не мог разглядеть среди скальных выступов и зарослей кактусов. Казалось, огонь вели сами стены каньона.
— Черт бы подрал его со всеми потрохами, — выругался Морроу. Майор никогда не скупился на проклятия. Самые забористые из них были еще на подходе.
Морроу был щеголеватым пухлощеким мужчиной с кротким взглядом. На крутой лоб вечно падала прядка редеющих волос. Майор куца естественнее смотрелся бы за прилавком отдела галантерейных товаров: выбери он профессию продавца, ни один человек не ушел бы из его магазина без покупки. Морроу отличала редкая настойчивость.
Он уже девять месяцев гонялся за Викторио, терпел лишения и уворачивался от пуль, и потому поимка вождя стала для майора делом чести. Пока бойцы спрыгивали с лошадей и бежали искать укрытие, Морроу кинулся к Рафи, притаившемуся за креозотовым кустом. Эхо ружейной пальбы гуляло по каньону, отражаясь от стен, и очень скоро было уже не разобрать по звуку, откуда именно стреляют.
— Коллинз, приглядите за Гейтвудом[117]! — проорал майор.
— Слушаюсь, сэр.
Лейтенант Чарльз Гейтвуд ехал впереди колонны, чтобы вверенные ему следопыты-апачи могли сразу доложить обстановку после возвращения из разведки. Когда Рафи познакомился с Гейтвудом несколько лет назад, он был готов побиться об заклад, что молодой офицер двадцати шести лет от роду просто не успеет погибнуть от рук апачей, поскольку не дотянет до первой стычки с ними. И все же Гейтвуд до сих пор оставался жив.
Лейтенанта терзала какая-то хворь, от которой он страшно отощал и выглядел таким хлипким, что, казалось, его способен переломить надвое простой порыв ветра. Огромные лучистые глаза казались запавшими в обрамлении темных кругов, похожих на синяки. На изможденном лице особенно сильно выделялся нос, выступавший вперед, как топор, воткнутый в ствол поваленного дерева. Следопыты-апачи между собой называли лейтенанта Клювом и были ему по-собачьи преданы. Это обстоятельство поведало Рафи о Гейтвуде больше, чем любая официальная характеристика или рапорт. Апачи умели с первого взгляда разглядеть человеческое нутро.
Перемещаясь перебежками в поисках Гейтвуда, Рафи то и дело поглядывал на стены каньона, силясь определить по выстрелам, сколько у Викторио людей. Пока, по общим прикидкам, количество воинов в банде вождя за прошедшее с весны время выросло в два раза. По всей вероятности, в отряд вливались все отщепенцы окрестных земель, включая территорию Мексики.
Рафи обнаружил Чарльза Гейтвуда притаившимся возле камня. Лейтенант вроде пытался спрятаться, но только не разобрался, откуда ведется огонь, и потому присел на корточки не позади валуна, а перед ним. Нырнув за камень и пригнувшись, Рафи осторожно выглянул, так напугав Гейтвуда, что тот едва не повалился на спину.
— Лейтенант! — Рафи приложил ладони ко рту и закричал что есть мочи: — Вы не с той стороны камня!
Осознав свою ошибку, Гейтвуд досадливо поморщился. Пригибаясь к земле, он обогнул валун и присел рядом с Рафи. Прислонившись спиной к камню, Чарльз положил себе на колени винтовку «спрингфилд».
— Боже всемогущий, Коллинз, все палят в белый свет как в копеечку. Дурдом какой-то, честное слово. Мне кажется, вы тут единственный нормальный.
Тут Гейтвуд что-то заметил на склоне и весь подобрался. Вскинув винтовку, он прицелился в апача, который несся на всех парах по одному из низких гребней. За ним бежали еще двое. Рафи положил ладонь на ствол ружья и пригнул его к земле, заставляя Чарльза опустить оружие.
— Это Смертельный Выстрел, Грезящий и Феликс Уард. — Рафи тут же сам себя поправил: — То есть я хочу сказать, Микки Фри.
— Как вы можете их разглядеть с такого расстояния?
Рафи в ответ лишь пожал плечами. Он и сам не знал.
Выстрелы стали звучать реже — бойцы перезаряжали оружие. Рафи с Гейтвудом увидели, как сержант Смертельный Выстрел замахал рукой тем, кто следовал за ним, и прокричал зычным голосом:
— Проклятье! Мае бьен! Скорее!
Апачи были свирепее и сумасброднее пима и навахо, но при этом слыли куда более преданными и отважными. Имелась в стаде и единственная паршивая овца: Феликс Уард.
Рыжеволосый паренек, из-за которого двадцать лет назад пытались арестовать Кочиса, в результате чего в Аризоне вспыхнула война, вернулся, словно несчастливая монета. Все это время он жил с племенем Белогорья. В силу одному ему известных причин теперь он представлялся как Микки Фри. Прядь сальных волос, как и раньше, прикрывала его косой глаз, и Уард, как и раньше, оставался ленивым и угрюмым парнем.
Патроны требовалось экономить, и потому, пока вокруг свистели пули, Рафи погрузился в размышления. Он думал о молодой жене Смертельного Выстрела, которую тот взял себе из народа Теплых Ключей, когда они в первый раз эскортировали Викторио с его племенем в Сан-Карлос. Смертельный Выстрел зря времени не терял.
