у тебя будет чиста. Ты ведь это и сам прекрасно понимаешь, так?
— Понимаю, — эхом отозвался Цезарь.
— Мэтти с детьми ничего не увидят, но я буду рядом. Помни, большая часть народа на твоей стороне. А когда следствие докажет, что солдаты погибли по вине Хукера, с ним сделают то же самое, что и с тобой. Пусть это станет для тебя утешением.
Прибыл караул из шести рядовых. Они окружили Цезаря, и он, звеня кандалами, вышел. Хукер согнал на плац всех солдат, которые в данный момент находились в форте, — в общей сложности человек восемьдесят. Не без облегчения Рафи увидел, что кузнеца среди них нет. Хукер грозился заклеймить Цезаря, но, видимо, передумал, догадавшись, что клеймение на глазах солдат, совсем недавно являвшихся рабами, грозит неминуемым бунтом.
Когда Цезаря поставили перед строем рядовых, капитан Хукер жестом приказал снять кандалы. Затем негр встал на колени, и цирюльник принялся брить ему голову. Стояла такая тишина, что Рафи слышал, как скрипит сухое лезвие бритвы о кожу. Сыпались на землю густые кудри.
Когда цирюльник закончил, Цезарь встал, чтобы Хукер мог сорвать у него с рукава желтые нашивки, а с мундира — латунные пуговицы. И то, и другое Мэтти пришила на совесть. Цезарь неподвижно стоял с каменным лицом, пока капитан все сильнее дергал за пуговицы. Тщетно. Наконец Хукер сдался и взялся за нож. Среди солдат послышались смешки, а лицо вояки налилось кровью.
— Скоро, капитан, и тебя под зад ногой вышибут из армии. Посмотрим, как тебе это понравится! — крикнул кто-то из дальних рядов.
— Сукин сын, — достаточно громко процедил сквозь зубы еще один.
Цезарь вскинул голову и бросил на солдат строгий взгляд.
Оркестр, состоящий из горниста, флейтиста и барабанщика, заиграл «Марш мерзавца»[115]. Конвой из шести человек повел Цезаря вдоль строя. В конце последнего ряда солдат, на краю плаца его ждал с конями Рафи. Цезарь запрыгнул в седло, и два друга поехали прочь.
ГЛАВА 55
МУЛ ПО КЛИЧКЕ МАЛЯРИЯ
Лозен, Викторио и Колченогий, опустив взгляды, наблюдали за людьми, находившимися внизу, в каньоне. Члены отряда украсили уздечки пестрой пряжей и заячьим мехом. За исключением кожаных гамашей и мокасин, одежда на них была мексиканского или американского покроя: рубахи, жилеты и пиджаки. Голову одного венчал цилиндр, другого — шляпа-котелок.
Мужчины с надменным видом сидели на изможденных низкорослых лошадках. В ожидании знака, что их заметили, один достал книгу и вырвал из нее пару страниц, после чего все принялись сворачивать из них самокрутки. Другой спешился, достал палочку для добывания огня, сухой мох и развел небольшой костерок. Мужчины склонились к пламени, чтобы раскурить самокрутки. Еще один открыл выцветший розовый зонтик, укрываясь от солнца.
— Это не апачи, — промолвил Колченогий.
— Это команчи. — Викторио махнул рукой Уа-син-тону и Освобождающему, чтобы те спустились в каньон и проводили гостей до лагеря.
Видать, не туда свернули у Рио-Браво, — заметил Колченогий.
— Уснешь с липанами, проснешься с команчами, — буркнула Лозен.
Колченогий расхохотался в голос. Даже Викторио усмехнулся. Группа апачей, называвших себя липанами[116], пришла к Викторио и попросила разрешения присоединиться к нему. Липаны проживали в крае, примыкавшем к землям команчей на востоке, и редко ладили с Красными Красками. С команчами они тоже враждовали, но теперь, видимо, поняли, что у всех индейцев появился куда более опасный враг.
Возможно, именно липаны поведали команчам о войне, которую Викторио вел с бледнолицыми. Не исключено, что команчи получили весть об этой войне от солдат в форте Силл, куда им пришлось переехать по требованию армейских чинов. Если незнакомцы были из тех, кто отказался переселяться в Оклахому, то они могли узнать о Викторио от команчеро. Так или иначе, прослышав о делах вождя, команчи совершили то, что доселе не удавалось американской армии и ее следопытам: им удалось отыскать Викторио.
Этот небольшой отряд команчей был не единственным, примкнувшим к воинам Викторио. Всю весну и лето пешком или на коне, в одиночку или маленькими группами, к вождю прибывали добровольцы, желавшие сражаться с ним рука об руку. Одни приезжали с семьями, другие — со своим скарбом, третьи — только с оружием и небольшим запасом провизии.
Мескалеро, чирикауа из народа Высоких Скал и племя Мангаса всегда были союзниками Викторио, но теперь в его отряд влились и воины Белогорья, и аравайпа, и койотеро, и тонто, и хикарилья. Подтянулись даже апачи из племени Длинношеего.
Все сходились в одном: такого вождя, как Викторио, у апачей не было с момента смерти Чейса. Некоторые уверяли, что полководческими талантами Викторио даже превосходит Чейса, а хитростью — Красные Рукава. Бойцы шептались и о воительнице Лозен, тенью следующей за Викторио: женщина чувствовала приближение врагов, и потому синемундирники никогда не могли застать отряд врасплох. Многие считали, что своими успехами Викторио обязан именно мудрым советам сестры.
Всякий раз, когда прибывали новые желающие влиться в отряд, Викторио говорил одно и то же:
— Я могу предложить вам лишь смерть. Я могу дать вам разлуку с родными. Я могу обещать вам скорбь, страдания, тяжкие испытания и войну. Но в обмен на все это вы удостоитесь чести погибнуть за свой народ, испытывая гордость за то, что не сложили оружие и пали как мужчины — в бою.
* * *
Рафи назвал молодого мула Малярией, потому что эта тварь с обрезанными ушами и хитрыми глазами мучила его не хуже лихорадки, то успокаиваясь, то начиная терзать с новой силой. Скотина могла сдохнуть от жажды, пули, укуса гремучей змеи или мора, уполовинившего стадо весной. В конце концов, мула могли украсть и сожрать апачи. Увы, всего этого не случилось, и Малярия с явным удовольствием продолжал трепать Рафи нервы. Чтобы солдаты и погонщики сразу отличали мерзавца от остальных мулов, Коллинз подрезал ему гриву и побрил хвост, оставив на кончике лишь маленькую кисточку.
Другие мулы каждое утро сами выстраивались в ряд возле поклажи и терпеливо ждали. Малярия — дело иное. Издавая громкие недовольные вопли, он бесцельно слонялся, расталкивая товарищей, пока кто-нибудь из погонщиков не отводил строптивца к его поклаже. Когда же вещи пытались навьючить на упрямую тварь, Малярия принимался крутиться и лягаться. После того, как поклажу с большим трудом удавалось навьючить и прикрыть соломенной накидкой, Малярия нередко укладывался на землю и принимался по ней кататься.
На этот раз, когда груз наконец удалось навьючить на Малярию, мексиканцы-погонщики, громко крича на мулов, как обычно, выстроили их позади отряда — полусотни бойцов Девятого кавалерийского
