я сегодня весь день над одной штукенцией голову ломал. Знаешь над чем?
— Над заключением, — говорю.
— Это само собой. — И подмигивает Марии Федоровне. — Держу пари, что не угадаешь. Вспоминал я, какое у тебя было прозвище.
— Какое? — спрашиваю.
— Клещ тебя прозывали. Вот как! Его, Машенька, в группе звали Клещом за его противную склонность въедаться человеку в печенки. Ясно вам, с кем вы работаете? С Клещом!
— Подвела, — говорю, — тебя память.
— Не может быть!
— Увы... Меня, к сожалению, довольно стандартно Очкариком дразнили. За очки...
— Разве?
И в голосе такое разочарование, что поневоле я засмеялся. И, что хуже всего, Мария Федоровна тоже заулыбалась. Совсем увял галантный академик. Засмущался и, чтобы разрядить обстановку, перешел на деловой тон.
— Впрочем, — говорит. — Это к делу не относится. Я тебе заключение привез.
— Давай, — говорю. — Нет, лучше ты, Викентий Михайлович, расскажи мне все своими словами.
Поднялся мой академик, приосанился. И словно бы на кафедру свою каким-то чудом перенесся. Легко мне было, глядя на него в ту минуту, представить его в аудитории перед студентами с указкой в руках и в академической черной шапочке.
— Рассматривая данный случай, — говорит,— комиссии предстояло дать ответ на группу поставленных следствием вопросов. А именно — первый: к какому разряду относятся полученные покойным повреждения; второй: чем вызвана смерть...
Взмолился я:
— Слушай, — говорю. — Имей совесть. Что ты, лекцию читаешь? Вопросы эти я же ставил. Ты коротко скажи.
— Коротко? Гм... Попытаюсь... Словом, страдал Потапов хроническим алкоголизмом. Ты азы судебной медицины помнишь?
— Помню, — говорю.
А сам пробую по лицу Марии Федоровны догадаться, какую они мне весть привезли. Хорошую? Дурную? Отвернулась Мария Федоровна, смотрит в окно, а на затылке у нее, к сожалению, ничего не написано. И у академика лицо непроницаемое.
— Стало быть, знаешь, — говорит, — что алкоголики часто страдают склерозом мозга. Склероз же, как ты, может быть, помнишь, заключается в том, что стенки сосудов (главным образом, артерии) утолщаются, теряют свою эластичность и в некоторых случаях просвет сосудов значительно суживается. Происходит этот процесс, хотя и постепенно, но достаточно быстро под влиянием многих причин и, в частности, под влиянием ядов, вводимых в организм — никотина, алкоголя. В значительном большинстве случаев артериосклероз приводит, с одной стороны, к появлению очагов поражения вокруг сосудов, а с другой — к кровоизлиянию в мозг... Понял?
— Ясно, — говорю. — Следовательно, удар в шею привел к кровоизлиянию? Так?
Посмотрел на меня академик, как на редкое ископаемое. И снова голос его стал не служебным, а ехидным.
— Удивительная, — говорит, — у тебя способность слушать и не понимать. Ну причем тут удар, скажи на милость? Как по твоему, если с крыши в Калуге упадет кирпич, будет землетрясение на Антильских островах? Да или нет?
— Нет, — говорю.
— Слава богу. Добрался до истины... Последствия удара в область шеи, который Акимов нанес Потапову, можно отнести только к категории легких телесных повреждений, не связанных с расстройством здоровья... Кстати, что Потапов скончался от кровоизлияния, в обоих актах экспертизы сказано. Сложный случай. Чертовски сложный... Редчайшее совпадение. Удар кулаком и почти одновременно, независимо от него, удар в мозг. Можешь мне поверить, незаурядный пример. Прямо для учебника... Выходит, я тебя благодарить должен. А? За пример-то? Вот уж воистину: никогда не знаешь, где найдешь... Ох, милые мои, семь часов. Бегу!
И откланялся.
К слову замечу, что второпях галантный академик запамятовал со мной попрощаться, однако ручку у Марии Федоровны поцеловать не забыл. При следующей встрече я ему это напомнил и вогнал-таки в краску. Но это уже случилось позже — недели через две; а в тот вечер я, признаться, и не думал даже о его оплошности. Другое меня занимало. Успею ли сегодня все оформить, чтобы Акимов домой вернулся? Должен, думаю, успеть. Обязан. Не виноват же он ни в чем. Даже в нанесении легких телесных повреждений, не связанных с расстройством здоровья, ибо действовал он, строго говоря, в пределах необходимой обороны.
Мария Федоровна подошла.
— Рады? — спрашивает.
— Рад.
— Очень?
— Очень.
— Вот, — говорит, — возьмите.
И кладет на мой стол свой роскошный букет.
— Что вы, — говорю, — что вы, милая моя. Это же вам от академика.
— Нет, — говорит, — не от академика. Сама купила. Для вас...
Вот ведь какие сентиментальные концы бывают у некоторых историй. С цветами, которые дарит молодая и красивая девушка пожилому и некрасивому сослуживцу.
