Покуда я с вами, они не пропадут.
Рафи, Цезарь и Чарльз Гейтвуд закинули за спины рюкзаки и двинулись в путь вместе со следопытами. Все они шли пешком, впереди — Смертельный Выстрел и Гейтвуд.
Лейтенант кивнул на выжженную скалистую пустыню и колонну измочаленных солдат, двинувшихся с майором в обратном направлении.
— Черт подери, как же досадно думать о том, что всего этого можно было избежать.
Рафи хотел ответить Гейтвуду, что он первый, кто высказал подобное признание за последние тридцать лет, но решил не тратить понапрасну сил на разговоры.
— Мы перекидываем племена то туда, то сюда, заставляем переезжать с места на место, выгоняем с обжитых мест, — продолжил Гейтвуд. — Эх, если бы нашелся среди начальства хоть один человек, который держит слово и не меняет решений… — Он вздохнул. — Только подумайте, сколько жизней удалось бы спасти, каких страданий избежать!
Некоторое время они шли в молчании. Нарушил его Цезарь:
— Сержант Смертельный Выстрел, а где Грезящий?
Смертельный Выстрел осклабился и нарисовал в воздухе крест, будто священник, благословляющий паству.
— Ушел в дом чернецов в Санта-Фе. Видать, запамятовал, что такое быть краснокожим.
— Грезящий постигает христианское учение в монастыре Санта-Фе?
— Ну да.
Рафи подумалось, что с напастями и несчастьями людям мириться проще, чем с вопросами, затрагивающими веру. Впрочем, кому помешает, если Грезящий станет христианином?
ГЛАВА 57
ЖЕНА КАРАБИНА
Лозен всегда держала винтовку в пределах досягаемости. Она ела, положив оружие на колени, перед сном клала рядом с собой. Одинокая стала называть ее ружье ши-и, что значит «муж моей сестры». Другие подхватили прозвище, величая Лозен Ильти Би’аа — «жена карабина».
Прислонив ши-и к стволу можжевельника, Лозен обрабатывала ножом лист опунции. Выдернув из него колючки, она побросала их в крошечный костерок. В темноте виднелись силуэты людей, направлявшихся к месту сбора. Они ориентировались по аромату цветков акаций, что росли вдоль пересохшего русла речки. Люди искали пропавших детей и прочих родственников.
Духи не предупредили Лозен о приближении апачей-следопытов, служивших белым. Она была встревожена не меньше других, когда накануне на рассвете те открыли по лагерю огонь.
Теперь некоторые из тех, кому повезло выжить, направились к Рио-Браво, чтобы набрать воды. Те же, кто был слишком измотан, чтобы пускаться в столь далекое путешествие, рыли в высохшем русле ямки и ждали, когда те наполнятся водой. Затем они смачивали в лужицах тряпицы и давали их сосать детям. Многие ложились на песок, все еще хранящий тепло последних дней уходящего лета, и засыпали.
Лозен сняла с бедра Викторио пропитавшуюся кровью ситцевую повязку и убрала старый лист опунции, которым накрыла рану. Когда вчера в брата попала пуля, у Лозен все потемнело в глазах. В ярости она заорала следопытам, что им не видать тела вождя как своих ушей. Их бледнолицые хозяева ни за что не отрубят Викторио голову, как случилось с Красными Рукавами, и не станут себе на забаву отрезать от него куски плоти.
Лозен с Уа-син-тоном обвязали Викторио веревками и спустили с обрыва. Сейчас, поднеся поближе к ране горящую головню, Лозен осторожно ощупала вздувшиеся лиловые края.
— Та-а-ак, — удовлетворенно протянула женщина себе под нос. — Плоть сохранила упругость, а мухи не успели отложить личинки. — С этими словами она наложила на рану свежий лист опунции, привязав его ремнем, который некогда обхватывал ей лоб, удерживая волосы.
Лозен опустилась на песок рядом с братом. Вскоре к ней присоединились Колченогий, Кайтеннай, Чато, Вызывающий Смех и еще несколько мужчин. Неподалеку вертелся пятилетний внук Колченогого Торрес. Викторио поманил мальчугана к себе. Когда тот подошел, вождь положил ему руку на голову.
— Нарекаю этого мальчика новым именем. Отныне мы будем звать его Кайвайкла — Груды Мертвых Врагов. — Викторио улыбнулся мальчугану: — Пусть это имя, сын мой, принесет тебе много побед и громкую славу.
Викторио, сначала приподнявшийся на локтях, чтобы благословить мальчика, снова опустился на землю. Кайвайкла с упрямым видом протиснулся между дедом и вождем, вызвав у воинов смех.
Колченогий испустил по струйке табачного дыма на все четыре стороны света, после чего заговорил:
— Многие из племени моей второй жены отправятся в место, уготованное им бледнолицыми.
Викторио глухо заворчал. Мескалеро были не первыми, кто решил оставить отряд, после того как синемундирники и следопыты стали то и дело наносить ощутимые удары. Многие индейцы искренне полагали, что синемундирники глупы, поэтому их не составит труда одолеть. Напрасно. Солдаты оказались умнее и опаснее, чем кто-либо из воинов мог предположить.
Из раза в раз отряд Викторио, приблизившись к очередному водоему, обнаруживал там засаду синемундирников. Из раза в раз апачам приходилось проскальзывать мимо, так и не пополнив запасы воды. Отряд постоянно вынужден был спасаться от преследования, и это выматывало людей. Их мучила жажда, одежда превратилась в лохмотья, а патроны подходили к концу. И вот теперь, после того как ушли мескалеро, у Викторио осталось меньше сотни воинов.
— Будем ждать. Убедимся, что нас отыскали все, кто выжил. Потом переберемся через реку и уйдем в Мексику.
Вождь не подозревал, что мексиканское правительство объявило награду в три тысячи долларов за его голову. Впрочем, даже если бы Викторио знал об этом, это вряд ли изменило бы положение. За его голову назначали награду и раньше.
— По дороге на юг украдем лошадей. Потом обменяем их на патроны, — произнес вождь.
Племяннице второй жены Колченогого следовало уйти вместе с мескалеро, но она осталась. Впрочем, к длительным переходам по песчаным и лавовым пустыням Северной Мексики она тоже была не готова. Она вышла замуж на Освобождающего и скоро должна была родить ему ребенка.
— Я останусь и помогу племяннице Широкой с ребенком, — сказала Лозен. — Провожу ее к мескалеро, а потом отыщу тебя.
Лишь Лозен да, может, еще и Колченогий заметили тень сомнения, промелькнувшую на лице Викторио. Только они и знали, как важно для вождя присутствие сестры.
— Мы можем встретиться с тобой в деревне Длинношеего, — предложил Викторио.
— А как насчет наших соплеменников, которые до сих пор остаются в Сан-Карлосе? — нахмурился Уа-син-тон.
Викторио кивнул на измотанных людей, уснувших там, где их сморила усталость:
— Вчера следопыты бледнолицых убили больше двадцати человек. Они преследуют нас, как гончие псы. Псы они и есть. Такая жизнь не подходит для старых, больных, детей и только что разродившихся женщин. Им не вынести тягот похода.
— Я отправляюсь в Сан-Карлос, — полыхнул взглядом Уа-син-тон, гневаясь на отца за решение бросить собственное племя. — А по дороге попытаюсь украсть как можно больше лошадей и мулов, чтобы отдать их тем, кого
