зато как приятно было его слушать! Я уж не говорю о тех случаях, когда ты сам оказывался частью его истории. Так было однажды, когда мы с Коннором пробрались в зал к старой Эсмерельде, и я смогла играть на скрипке, и собрала целую пригоршню мелочи.
И нам бы это сошло с рук – не проснись дедушка Вдова, когда я удирала из Приюта. Он так разозлился на меня, что запретил на целый месяц разговаривать с Коннором. Но и потом дедушка Вдова следил за тем, чтобы я не играла где попало. Он считал, что это отвлекает меня от выполнения обязанностей, которые следует соблюдать строго и неукоснительно ради посёлка. Он сказал, что я должна быть осторожной и не позволять Коннору меня отвлекать.
Но Коннор меня не отвлекал. Он был моим другом. Но дедушка Вдова не хотел это понять.
– Эй, ты с нами? – окликнула Ангелина, и я очнулась от своих мыслей. Да, это и правда могло стать проблемой.
– С ней такое бывает, – сообщил Коннор, с улыбкой глядя на меня. Вот правда, у него была самая потрясающая улыбка из всех, что я видела. Она сразу тебя согревала, и ты верил, что тебя любят, и понимают, и хотят подбодрить – словом, всё такое.
– Так что там с Сердцем Долины? – напомнила Ангелина. – Мне стало интересно.
– Ещё бы! – Коннор несказанно обрадовался, что кто-то проглотил наживку. – Даже шахта, из которой его подняли, очень непростая. В смысле, она давно заброшена и заколочена, и туда не проберёшься, и говорят, что она заколдована, но всё равно туда нет-нет да и кто-то лазит.
– Заколдована? – удивилась Ангелина. – Это как?
– Ну вроде как это самое Сердце Долины не хотело, чтобы его вынимали из земли, – сказал он. – И когда Макгрегор Беннигсли первым наткнулся на эту шахту, он увидел просто провал, какой бывает после землетрясения, – ничего больше. Однако он спустился туда, и там было холодно, темно и сыро, и загадочно. Он полз и полз дальше, и нашёл пещеру, туннель, который вёл всё глубже и глубже в землю. Он полз по нему долгие-долгие часы, пока не оказался возле подземного озера.
– Настоящего подземного озера? – ахнула Ангелина.
– Ага, – важно кивнул Коннор. – Там плавали безглазые рыбы и ползали голые черви, а летучие мыши были размером с каравай хлеба. А из земли росла одна толстая лоза и вилась по берегу. И что самое удивительное – она светилась.
– Светилась? – Тут уж я не выдержала. Ни разу в жизни я не слышала ни о каких светящихся лозах. – Коннор, хватит заливать. Всё было совсем не так.
– Именно так, – возразил он. – Однажды мне это рассказал сам мистер Майелла. Это была плата за то, что я починил ему крыльцо. Я иногда помогаю ему, и он всегда расплачивается со мной историями. Это хорошая сделка.
– Лучше бы денег дал, – проворчала я, но сама так не думала. Всем известно, что истории дороже денег, по крайней мере, если у тебя есть крыша над головой и еда на столе. Потому что деньги мигом потратишь и от них ничего не останется, а вот истории только набирают силу, когда их пересказывают. А ещё истории могут сами собой меняться, поворачивать в неожиданном направлении, а то и вовсе становиться совсем другими историями – точно так же, как рассказчик может вырасти и измениться, и стать совсем другим человеком. Это очень загадочные штуки, истории, и я могу только радоваться, что они никогда не кончаются: и те, что я слушаю, и те, что рассказываю сама. Все самые любимые мои песни не что иное, как истории, даже те, которые поются без слов, и это факт.
– Так или иначе, – продолжал Коннор, – Макгрегор Беннингсли дёрнул за лозу, и она неохотно ему поддалась. А он тянул и тянул, и лоза не кончалась. Она только меняла цвет через каждые несколько футов и сияла всё ярче и ярче. Оранжевая, лиловая, розовая, тёмно-синяя и ослепительно зелёная. Наконец он вытянул лозу настолько, что больше она не поддавалась. И тогда Макгрегор Беннигсли развязал свою котомку, достал инструменты и взялся за работу. Говорят, что он копал три дня и три ночи без передыху и ничего не ел, только пил воду. Так что под конец он совсем обессилел и чуть не ополоумел от голода. И у корней лозы он нашёл здоровенный алый самоцвет, размером с сердце великана, сиявший ярче пламени, так что было больно глазам. Он вытащил его из ямы и вынес через пролом на поверхность, привязал к себе и дотащил до этого самого места – где потом построили наш посёлок. Он вернулся едва живой, а вот его лошади, кажется, не повезло – бедолага так и померла в пути. И это вся история. Так было добыто Сердце Долины, и так появился наш посёлок.
Я должна была признать, что история получилась что надо, даже если Коннор то и дело привирал по мелочам для красоты. Но если вы понимаете в историях, то знаете, что мелочи – это самое важное. Они оживляют картину в голове у слушателя: стоит кинуть парочку мелочей, и его мозг сам дорисует остальное, и вот тогда история будет принадлежать и тому, рассказывает, и тому, кто слушает. Их сердца начнут биться в унисон, и в таком согласии история обретает правдивость – и я считаю, что ничего не может быть лучше.
– Вот бы увидеть это Сердце Долины! – вздохнула Ангелина.
– Об этом и не мечтай! – рассмеялся Коннор. – Беннингсли держат его взаперти в самом надёжном сейфе, в тайной комнате у себя в подвале. И никто его не видел, кроме самого мэра Беннингсли.
И снова я усомнилась, что это правда. Наверняка кто-то его всё же видел – иначе откуда столько слухов и историй?
– Ну что ж, – кивнула Ангелина, – тогда я бы взглянула на дыру, откуда его достали.
– Я же сказал: она заколдована, – сказал Коннор. – Немало народу пыталось туда залезть, чтобы добыть своё собственное Сердце Долины или что-то ценное. Но никто из них не вернулся.
– Это неправда, – возразила я.
– Откуда ты знаешь? – спросил Коннор.
– Знаю. Один человек оттуда вернулся – так сказал дедушка Вдова. Но вот только он теперь и правда не совсем в себе.
– Кто же это? – тут же поинтересовалась Ангелина.
Они с Коннором так и ели меня глазами в ожидании ответа. И я позволила себе получить удовольствие, прежде чем завершить историю, сообщив то, что все так хотят узнать. Я совсем немного затянула этот момент, наслаждаясь
