class="p1">— Не думала, что жрецы позволяют работать над священными предметами по ночам, — заметила она.
Вопрос был невинным, но Назир почувствовал под ним скрытый смысл. Она хотела знать больше о храмовой жизни, о порядках, о том, как всё устроено. Возможно, для будущих набегов?
— Жрецы молятся, — сказал Назир. — Инженеры чинят.
Простой ответ, но в нём была глубокая правда. Жрецы и инженеры — две стороны одной монеты. Одни хранили традиции, другие обеспечивали функциональность. Это разделение существовало веками, порождая как сотрудничество, так и напряжение.
— И ты не молишься вовсе?
В её голосе не было осуждения, только любопытство. Искреннее, насколько Назир мог судить.
— Моя работа — это моя молитва, — ответил он, не отрываясь от детали. — Я верю в то, что могу измерить, рассчитать, починить.
Правда, но не вся. Он не сказал о сомнениях, что мучили его последние годы. О вопросах без ответов. О том, как порой он стоял перед огромным кристаллом храма и чувствовал… что-то. Отголосок чего-то большего, чем просто механизм или инструмент.
Самира наблюдала за ним еще некоторое время, затем произнесла:
— Аш-Шариф считает, что ты все еще бесполезен. Что эту штуку невозможно починить, и ты просто тянешь время.
В её тоне было предупреждение. У Назира есть враги в лагере. Враги, которые не хотят, чтобы он преуспел.
— Аш-Шариф не инженер, — спокойно ответил Назир. — Он не видит потенциала в сломанных вещах.
Он хотел добавить: "И в сломанных людях тоже". Но сдержался.
Самира усмехнулась, словно прочитав его мысли.
— А что насчет сломанных людей? — спросила она. — Ты видишь потенциал и в них?
Вопрос застал его врасплох. Личный, почти интимный. Назир на мгновение поднял взгляд от работы, встретившись глазами с Самирой. Что она хотела услышать? Что сама хотела сказать этим вопросом?
— Люди сложнее механизмов, — сказал он, осторожно подбирая слова. — Но принцип тот же. Понять, как они работают. Найти поломку. Восстановить функцию.
В его голове мелькнул образ Аль-Мадира — города, ломающегося изнутри, теряющего свою суть с каждым днём. Могли ли люди там быть спасены? Мог ли он что-то изменить, если бы остался?
— Интересная философия для храмового инженера, — заметила Самира.
В её взгляде было что-то новое. Оценка, переоценка. Как будто он только что прошёл ещё одно испытание, о котором даже не подозревал.
Назир вернулся к работе, а Самира наблюдала за его руками еще какое-то время, затем тихо удалилась. Но даже после её ухода Назир чувствовал напряжение. Их разговор затронул что-то глубже, чем просто обсуждение работы. Границу между пленником и хозяйкой, между долгом и чем-то… иным.
"Сосредоточься на работе", — напомнил он себе. — "Остальное подождёт".
Но даже погружаясь в тонкости механизма, часть его сознания продолжала обдумывать сказанное и несказанное.
Три дня превратились в испытание не только профессиональных навыков, но и выносливости. Назир спал урывками, по нескольку часов, полностью поглощенный задачей. Механизм компаса оказался сложнее, чем он предполагал. Древняя конструкция содержала решения, которые не использовались в современных храмовых приборах.
"Если бы Лейла это видела," — думал он, изучая уникальную систему калибровки. Детали рассказывали историю — компас был создан, когда знания о кристаллах только формировались, когда мастера ещё искали оптимальные решения. Некоторые подходы были наивными, другие — гениальными в своей простоте. Жаль, что такие конструкции больше не делали — храмовые мастера предпочитали идти проверенными путями, не экспериментируя.
Основная проблема заключалась в кристалле. Он был вставлен в сложную оправу, позволявшую улавливать даже самые слабые колебания в его структуре. Но соединения покрылись окислами, которые приходилось счищать буквально по молекуле, используя лишь подручные средства. Это была работа не для грубых рук разбойника, а для прецизионных инструментов храмовой мастерской. И всё же Назир справлялся, пусть и медленнее, чем хотелось бы.
Каждое утро Самира приходила проверить его прогресс. Иногда молча наблюдала, иногда задавала вопросы. Назир чувствовал, как нарастает напряжение в лагере — разбойники разделились на тех, кто верил в его способности, и тех, кто считал его шарлатаном. Аш-Шариф, конечно, возглавлял последних.
"Может, тебе помолиться, храмовник?" — насмехался он, проходя мимо. — "Попроси своих богов вдохнуть жизнь в эту железку".
Назир не отвечал на провокации. Каждый раз, когда Аш-Шариф появлялся, он полностью погружался в работу, словно ничего не слышал. Это раздражало разбойника ещё больше.
На рассвете третьего дня Назир почувствовал, что близок к решению. Он заменил треснувшие соединения, изготовив новые из кусочков металла, подобранных среди запасов разбойников. Очистил все каналы и полости, через которые кристалл взаимодействовал с механизмом стрелки. Теперь оставалось главное — настроить чувствительность.
Это была самая деликатная работа. Излишнее давление на кристалл могло разрушить его структуру окончательно. Недостаточное — и стрелка не будет реагировать на воду. В храме для таких операций использовались специальные инструменты, идеально отшлифованные и выверенные. Здесь у него были только руки и самодельные приспособления.
"Вода находит свой путь," — вспомнил он слова, которые часто повторял его дед. — "И мы должны лишь убрать препятствия".
Руки дрожали от усталости. Глаза болели от напряжения. Несколько раз он ловил себя на том, что начинает засыпать над работой. Но что-то не давало ему остановиться — возможно, страх вернуться к унизительному труду, возможно, жажда доказать свою ценность. Или, может быть, просто инженерное упрямство, стремление решить задачу, какой бы сложной она ни казалась.
Он работал с предельной концентрацией, когда ощутил присутствие Самиры за спиной.
— Время почти вышло, инженер, — сказала она. — Аш-Шариф уже готовит для тебя новую работу. Говорит, что пора очистить выгребные ямы внешнего лагеря. Вручную.
В её словах не было жестокости, только констатация факта. Но они ударили Назира как хлыст. Неужели всё это было зря? Неужели он снова окажется по локоть в грязи и отходах?
Нет. Нет. Он был так близко.
Назир не ответил, полностью сосредоточенный на крошечных регулировочных винтах. Каждый поворот мог быть либо спасением, либо окончательным приговором для компаса. И для него самого.
Наконец, после нескольких минут напряженной работы, он осторожно собрал корпус прибора. Компас выглядел почти как новый — металл блестел, кристалл светился тусклым голубоватым светом. За три дня работы Назир не просто починил его, но и полностью восстановил, вернув первоначальный блеск и достоинство.
— Готово, — сказал он, осторожно кладя компас на стол перед Самирой.
Голос был хриплым от долгого молчания, а в глазах стояли тени от недосыпа. Но в этот момент Назир ощущал странную ясность — то спокойствие, которое приходит после полной самоотдачи.
Она с недоверием посмотрела на прибор.
— И он работает? — спросила Самира.
— Должен, — ответил Назир. — Но требуется проверка.
Он поднял компас и
