большим, чем просто пленником, выполняющим самую грязную работу. По пути он невольно вспомнил своё первое представление Халиду — тот же трепет, та же неопределенность. Но сейчас ставки были выше. Там была карьера. Здесь — сама жизнь.
Внутреннее пространство шатра было разделено занавесями на несколько частей. В центральной области горел небольшой очаг, вокруг которого были разложены подушки. Самира сидела, перебирая какие-то предметы, разложенные на низком столике. На ней была более простая одежда, чем днём — лишённая знаков отличия, почти домашняя. Но даже так она сохраняла величественность.
"Она как Халид", — подумал Назир. Та же уверенность в своей власти. Но в ней было нечто, чего не хватало верховному жрецу — она знала цену воды, знала вкус песка, знала, что значит выживать, а не просто существовать.
— Входи, — сказала она, не поднимая головы. — Ты выполнил мое поручение?
— Крыша не протечет даже в самый сильный ливень, — ответил Назир. Он старался говорить уверенно, хотя внутри всё сжималось от неопределённости. — Я укрепил ее по тому же принципу, что мы использовали в храме для защиты священных книг.
Самира кивнула, затем отодвинула часть предметов, лежавших перед ней, и указала на стул.
— Сядь. Я хочу, чтобы ты взглянул на кое-что.
Назир опустился на стул, отметив, насколько он удобнее тех мест, где ему приходилось сидеть последние дни. Маленькая роскошь, которая казалась теперь невероятной. На столе перед ним лежали его собственные вещи — инструменты, записи, книги. И среди них — нечто, вызвавшее у него внезапный интерес. Потускневший металлический прибор с небольшим кристаллом в центре.
Сердце пропустило удар. Он узнал устройство мгновенно, хотя никогда прежде не видел именно этот экземпляр.
Водный компас. Старый, потрепанный, явно давно не использовавшийся. Похожий на тот, что он пытался применить в пустыне, но более древней конструкции. В Аль-Мадире такие хранились только в музее храма — реликвии прошлых веков. Действующие экземпляры считались бесценными.
— Ты знаешь, что это? — спросила Самира, заметив его взгляд.
— Водный компас, — ответил Назир, не скрывая интереса. Руки непроизвольно потянулись к прибору, но он сдержался. — Редкая вещь за пределами храмов. Где вы его взяли?
"Глупый вопрос," — тут же корил он себя. Конечно, они его украли. Или сняли с тела мёртвого жреца. Или выменяли у других разбойников. Какая разница?
— Какая разница? — пожала плечами Самира, словно прочитав его мысли. — Он мой. Но уже давно не работает. — Она внимательно изучила лицо Назира. — Ты говоришь, что знаешь о воде. Докажи. Почини его.
В её голосе была смесь приказа и вызова. Назир понял: вот оно, настоящее испытание. Не навоз, не отхожие места. То, ради чего его держали живым все эти дни — возможность использовать его знания.
Назир осторожно взял компас, ощущая его вес. Ощущая историю, вплетённую в его металл. Он повернул прибор, рассматривая со всех сторон. Явные признаки износа, давнего повреждения. Кристалл потускнел, но не угас полностью — в нем еще теплилась слабая искра. Как в кристалле Аль-Мадира. Умирающем, но еще живом.
По спине пробежал холодок волнения. Хоть что-то знакомое, что-то из его мира. Что-то, в чём он действительно разбирался.
— Мне понадобятся инструменты, — сказал он. — И время.
— Инструменты? — усмехнулась Самира. — Они перед тобой. — Она указала на его собственные вещи, которые он считал утерянными навсегда. — Что до времени… — она задумалась. — Три дня. Если за три дня ты не заставишь эту штуку работать, вернешься к чистке загонов. Или похуже.
Назир понимал, что это испытание. Возможно, самое важное из всех, что ему устраивали здесь. Он посмотрел на компас. На свои инструменты. На ожидающую Самиру. Он мог сказать, что прибор слишком стар, что без храмовой мастерской невозможно его починить. Это была бы правда — частичная. Но правда.
Или он мог рискнуть. И, возможно, обрести что-то большее, чем просто еще один день жизни.
"А если не получится? — шептал голос сомнения. — Что если ты не сможешь его починить? Что тогда?"
"Тогда я умру, пытаясь", — ответил он себе. И эта мысль, странным образом, принесла облегчение.
— Я справлюсь, — сказал он без колебаний.
— Посмотрим, — Самира встала. — Можешь работать здесь, чтобы я видела твои успехи. Но помни — если ты испортишь мой компас, последствия будут… неприятными.
С этими словами она оставила его наедине с прибором. И с его судьбой.
Назир работал над компасом при свете масляной лампы, когда весь лагерь уже погрузился в сон. Самира разрешила ему остаться в ее шатре — «чтобы не тратил время на ходьбу туда-сюда», как она объяснила. Но Назир понимал: она хотела видеть процесс.
Он не возражал против наблюдения. Лампа давала достаточно света, а её тепло согревало пальцы, которые за дни физического труда стали грубее, но и чувствительнее. Привычка к тонкой работе возвращалась, как старый друг. В эти часы тишины он вновь становился собой — не пленником, не чернорабочим, а мастером, делающим то, что умеет лучше всего.
Первым делом он полностью разобрал прибор, аккуратно раскладывая детали на чистой ткани. Каждый винтик, каждая пружинка занимали строго определённое место — старая привычка, позволяющая не путаться при сборке. Механизм был забит песком, многие соединения покрылись окислами, но сама конструкция оставалась прочной. Кто-то дорожил этим прибором, несмотря на его неработоспособность.
"Что ты можешь рассказать?" — мысленно спрашивал Назир, очищая корпус от грязи и окислов. Он всегда разговаривал с механизмами, когда работал. Отец смеялся над этой привычкой, хотя сам делал то же самое. Компас молчал, но постепенно раскрывал свои секреты — особенности конструкции, специфику работы, характер износа.
Назир очищал каждую деталь с предельной осторожностью, используя самодельные инструменты из своего набора. Лопатка, которой он соскребал грязь, была не крупнее ногтя. Игла, которой прочищал тонкие каналы, тоньше волоса. В храме он имел доступ к десяткам специализированных инструментов, но сейчас должен был обходиться минимумом.
— Ты всегда так поздно работаешь? — голос Самиры застал его врасплох.
Она стояла у занавеси, отделявшей ее личное пространство от общей части шатра. Её силуэт четко вырисовывался на фоне ткани, подсвеченной лампой. Волосы, обычно собранные в простую прическу, теперь свободно падали на плечи. В этот момент она казалась моложе, уязвимее — просто женщиной, а не предводительницей разбойников.
"Это опасная мысль", — предупредил себя Назир. Нельзя забывать, кто она и кто он.
— Когда задача требует внимания — да, — ответил Назир. — В храме я часто работал до рассвета.
Самира подошла ближе, наблюдая, как его пальцы методично очищают крошечные шестеренки. Она пахла пустыней — смесью песка, костра и чего-то травяного. Травяного? В пустыне? Даже такая мелочь казалась загадкой.
