гибели мужа более четверти века не закрадывалась ей в душу, или потому, что она охотнее верила в хорошее, чем в плохое, отчаяние, охватившее ее после выступления Глоткова, мало-помалу угасло, сменилось уверенностью, что все закончится благополучно. И Полина Дмитриевна уже беспокоилась о Маше Чепель, оставшейся для нее прежней хлопотуньей-школьницей, о готовой на безрассудство Мотре Ляскун. Но больше всех ее тревожила Бриллиантова. Услышав, что Максим попал под выброс, она как отошла к окну, да так и застыла около него.
А Бриллиантова, обосабливаясь, хотела одного: скрыть от других свои истинные переживания. Но когда она осталась наедине с собой, все, что, казалось, прошло мимо сознания, вдруг обступило ее, вошло ей в душу. Бросивший в озноб вопль Хомутковой, беззвучный плач Маши Чепель, громкие, навзрыд, причитания Мотри Ляскун, глухой стон Манукова как бы расплавили ожесточившееся сердце Агнии. «Как ты могла желать гибели мужу и отцу твоих детей? — допрашивала она себя. — Не ты ли сделала его таким, каким он стал? Ведь ты никогда не любила Максима и женила его на себе, опасаясь остаться в старых девах. Ты притворялась, а он верил, что любишь его, и все, что ты хотела, а он мог, делал для тебя. Потом ты начала трепать хвостом и тушить его ревность спиртом, который приносила о медпункта. Так продолжалось год, два, пять… Ты сделала его таким, каким он стал, ты, ты, ты!»
Агния закрыла лицо руками, и пальцы ее стали мокрыми. Потом безучастно смотрела в окно. Перед ней мельтешили, роились красные, синие, оранжевые, зеленые звездочки…
Глава X.
ОПЕРАТИВНЫЙ ПЛАН
Тригунов еще ниже склонился над эскизом аварийного участка, продолжая наносить на него результаты разведки.
Наблюдая за мимикой и жестами Тригунова, взвешивая содержание вопросов, которые тот изредка задавал Маничу, пристально вглядываясь в условные обозначения и цифры, щедро рассыпаемые командиром отряда по ватманскому листу, Колыбенко отчетливо представил картину, какую увидели горноспасатели там, под землей, и, уверенный, что слова Тригунова мало что могут изменить в ней, не торопил его, а ждал, пока тот соберется с мыслями.
Позвонил командир взвода. И карандаш Тригунова снова забегал по шероховатой поверхности ватмана, покрывая цифрами и условными знаками уже не откаточный, а вентиляционный штрек. Но вот рука его замерла:
— Ясно, товарищ Гришанов. Оставайтесь на вентиляционном. До особого распоряжения. Записали? — обратился он к Репьеву, слушавшему разговоры командного пункта с шахтой по параллельно подключенному телефону. Получив утвердительный ответ, развернул эскиз в сторону Колыбенко.
— Откос выброшенного угля на откаточном начинается на сто десятом и заканчивается сплошным завалом на пятисотом метре в створе с лавой. На штреке находится, — Тригунов произвел несколько манипуляций счетной линейкой, — полторы тысячи тонн угля. Содержание метана в начале штрека — взрывоопасное, у завала, видимо, достигает предельной концентрации. Вентиляционный штрек полностью разрушен, нажим пород на крепь продолжается. На стук по трубам, породе, углю ответа не последовало. Считаю необходимым… — Тригунов перевел дыхание. — Первое. Установить вентилятор, проложить став железных труб, организовать отсасывающее проветривание откаточного, очистку его от угля. Второе. Принять меры по поддержанию вентиляционного штрека. Третье. После уборки угля начать проходку по завалу, имея конечной целью выход в опережение откаточного штрека, где, согласно наряду, должны находиться Комарников, Чепель, Тихоничкин. Четвертое. С той же целью одновременно приступить к очистке, а в случае его завала — к восстановлению просека. Пятое. После подкрепления вентиляционного штрека сделать попытку проникнуть с него в лаву и разведать верхнюю ее часть. Шестое. Если разведка окажется невозможной или не даст положительных результатов, приступить к выпуску угля из лавы и поискам оставшихся в ней Мануковой, Ляскуна, Жура. Седьмое. Все работы в загазованной среде выполнять силами горноспасателей. Ответственный — командир отряда. На свежей струе — силами шахты. Ответственный — главный инженер. Вот, в общих чертах, оперативный план спасательных работ. Как вы на него смотрите?
Колыбенко вздрогнул не от вопроса Тригунова, которого он не слышал, а от наступившей тишины.
— Извините, Роман Сергеевич, я отключился…
Тригунов повторил свои предложения. Колыбенко медлил.
— У вас есть возражения?
— Одно: против проходки по завалу. Непосредственная кровля на «Гарном» — песчанистый сланец средней крепости, мощностью до метра. А за ним — мыльник. Удержать его сможет лишь забивная крепь. Но применив ее, мы будем продвигаться по пятьдесят — шестьдесят сантиметров в смену. Выход я вижу…
Колыбенко подошел к приставному столу, сел рядом с командиром отряда, придвинул к себе четвертушку ватманского листа и уверенно набросал на ней схему «Гарного» — откаточный штрек и просек, короткие, соединяющие их «печи», нижнюю часть «Восточной» лавы. Откаточный Колыбенко выделил жирными линиями. Вверх от него уходила узкая выработка — «течка». По ней из лавы шел уголь. Едва заметными движениями карандаша Колыбенко изобразил глыбы породы, перекрывавшие откаточный штрек с обеих сторон от «течки».
— Выход я вижу… — повторил он начало незаконченной фразы и, после недолгой паузы, утвердительно кивнул головой, — в том, чтобы обойти завал. Есть два пути. Один из них вы уже назвали — расчистка просека. Но останавливаться только на нем — рискованно. Придется прорезать забитую выброшенным углем лаву. Удастся ли перейти ее? А если удастся — не слишком ли много времени потребует эта работа? Для надежности надо пробиваться и с другой стороны, снизу. А для этого вот здесь…
— Засечем «падающую печь», — продолжил его мысль Тригунов, — опустимся на семь-восемь метров и, параллельно откаточному, поведем подножный штрек. Разведочными шпурами установим, где кончается обрушение, собьем подножный штрек с откаточным и выйдем на него.
— Согласны?
— Целиком и полностью, — подтвердил Тригунов. — Но завал все же разбирать придется.
— Для поисков насыпщика Хомуткова?
— Да. И еще для того, чтобы подойти к «течке», восстановить люк и создать за ним тупичок для порожняка. Без этого забрать из лавы уголь не удастся.
— Пожалуй…
— Тогда давайте-ка весь этот наш разговор нарисуем на бумаге, — как бы подвел итог Тригунов и размашисто вывел:
«ОПЕРАТИВНЫЙ ПЛАН № 1
спасения помощника начальника участка вентиляции Мануковой М. М., забойщиков Ляскуна П. М., Жура Е. Т., проходчиков Комарникова Е. Ф., Чепеля М. А., Тихоничкина М. М. и насыпщика Хомуткова М. О., застигнутых внезапным выбросом угля и газа, происшедшим 22.01. в…»
— Время выброса не установлено? — спросил Тригунов.
— Машинист электровоза сообщил о нем без десяти шесть. Минут пять ему потребовалось, чтобы добежать до телефона и дозвониться. Хомутков требовал у диспетчера порожняка в пять двадцать. Значит, бросило не раньше пяти двадцати и не позже пяти сорока пяти. Остановимся на пяти тридцати. Уточним — исправим.
Тригунов дописал:
«…5.30 в верхней части «Восточной» лавы».
Ниже, с красной строки, вывел:
«Составлен 22.01. в 8 ч. 30 м.».
