и располагался Файв Пойнтс. В детстве он обнаружил остатки легендарных катакомб в соседнем Чайнатауне, служивших для бандитов давно минувших лет своеобразным схроном. Взаимосвязь неизменно кровавых событий – разборки гангстеров, что Скорсезе наблюдал в родном квартале в пятидесятые, немногим отличались от тех, что происходили ровно на том же месте за столетие до этого, – представлялась режиссеру крайне выразительной метафорой рождения нации.
Изобиловавший документальными подробностями текст Эшбери Скорсезе сократил до противостояния двух героев – реально существовавшего Билла-Мясника, или Билла Пулла, и Священника Валлона, собирательного образа, основанного на описанных в книге ирландских эмигрантах, спасавшихся после 1845 года от Великого Голода, охватившего регион в связи с заражением картофельных посевов эпифитотией фитофтороза. С их смертоносной для Валлона схватки начинается сага о жителях трущоб нижнего Манхэттена. Помимо Билла-Мясника в картине также фигурируют исторические персонажи вроде Красной Скалы Фаррелла или Адской Кошки Мэгги.
Скорсезе оставил идею уподобить сражения католиков с протестантами за господство Нью-Йорком покорению фронтира, ибо безграничные пространства Дикого Запада, где каждый сам за себя, любая власть сменяема, а значит декоративна, все же являлись полной противоположностью сугубо клаустрофобному миру злых и тесных улиц, на которых невозможно скрыться от зоркого ока либо негласно коронованного Билла-Мясника, либо сбиров из Таммани-Холла. Однако степень кровожадности царящих в Файв Пойнтс нравов нисколько не уступает людоедским обычаям, характерным для жанра вестернов. Собственно, столько раз портретировавший мафиози, Скорсезе испытал во время работы над «Бандами Нью-Йорка» удивительное чувство: впервые за долгие годы он не мог почувствовать эмпатию к своим героям, убивающим друг друга без всякой видимой причины (деньги или женщины), исключительно из жажды насилия.
На роль Билла-Мясника Скорсезе по-прежнему хотел пригласить Роберта Де Ниро, а его соперником сделать Уиллема Дефо, но затянувшаяся подготовка – строительство под руководством Данте Феретти, постоянного художника-постановщика Феллини, декораций в Риме, на студии «Синеситта» – вынудило его изменить кастинг. Главного антагониста теперь должен был играть Дэниэл Дэй-Льюис, а священника Валлона – Лиам Нисон. Что касается ДиКаприо, то он терпеливо ждал начала съемок, по обыкновению штудируя всю имевшуюся литературу об отцах-основателях Большого Яблока. В качестве ориентира Леонардо выбрал персонажа Бешеного быка Джейка ЛаМотту, именно физический аспект казался ему наиболее важным. Кулачные бои, в которые охотно ввязывается Амстердам, – тип насилия, отражающий суть его натуры. Им движет всепоглощающее желание мести, но вместе с тем он уже родом из нового времени и осознает, пусть и очень отдаленно, ценность человеческой жизни, догадывается о том, что люди пришли в этот мир не только затем, чтобы убивать. Бледный абрис благородства, проступающий все же в его душе, – признак слабости в глазах противников, особенно Билла-Мясника, тоже, впрочем, грешащего чрезмерной чувствительностью. Но Билл сентиментален ровно в тех пропорциях, что полагаются классическому злодею, способному умилиться котенку и вместе с тем отдающему изуверские приказы расправиться хоть с женщиной, хоть с ребенком, если они случайно перешли ему дорогу.
Интересно, что в конце семидесятых роль Амстердама уже была написана Джеем Коксом под Малькольма МакДауэлла, сыгравшего в итоге Калигулу, а не сироту-мстителя, таким образом пути ДиКаприо и римского императора, занимающего его воображение уже двадцать с лишним лет, снова пересеклись.
Билла и Амстердама связывают в картине двусмысленные отношения. Достигший по меркам эпохи возраста Мафусаила Мясник не имеет потомства, ему некому оставить свою империю. Амстердам, выгодно отличающийся от большинства подручных способностью мыслить, то есть побеждать, вызывает в Мяснике отцовские эмоции. Это сын, которого ему не довелось воспитать. По этой причине он неосторожно приближает Амстердама к себе, балует подарками, откровенничает, признаваясь с горечью в бессмысленности своего бытия, строящегося лишь на бесконечном и тщетном стремлении сохранить власть, читай жизнь, – а ведь в Файв Пойнтс никакая власть не длится долго, аморальным людям нельзя доверять, от постоянной войны устают даже прирожденные воины.
В свою очередь, Амстердам, вопреки усвоенным с детства установкам, гласящим, что только месть сможет сделать его счастливым, тоже постепенно начинает привязываться к Биллу и проникаться его чудовищной философией. Кроме того, настоящий отец, за смерть которого он должен взять с Билла самую высокую плату, для него, по правде говоря, абстрактная фигура, тень из снов. Да и мысли Мясника об устройстве вселенной не такие уж и крамольные – что, кроме презрения и брезгливости, можно испытывать к населяющим эти улицы животным, по ошибке Всевышнего получившим обличье людей. Лучший друг Амстердама оказался предателем, продавшим его за приглянувшуюся юбку и пригоршню монет.
Смесь восхищения и ненависти, что светится в глазах Амстердама, ДиКаприо даже не приходилось играть. В Дэниэле Дэй-Льюисе он и за пределами кадра нашел «приемного отца», щедро делившегося с ним секретами мастерства, но временами проявлявшего эмоциональную жестокость, ревновавшего молодую звезду к Скорсезе или к музе киноискусства. В любом случае ДиКаприо был зачарован работой со «священными монстрами», понимая, что судьба предоставила ему редкий шанс – он попал в высшую лигу, на проект, действительно имеющий значение для вечности, как бы пафосно это ни звучало. Наверное, по этой причине, когда скандалы Скорсезе с Вайнштейном перешли в совсем острую фазу, Леонардо согласился пожертвовать часть гонорара на дополнительное финансирование, потребовавшееся в момент попстпродакшена.
«Банды Нью-Йорка» в итоге напоминают не вестерн, а итальянскую оперу, разыгрываемую на руинах античного театра. Скорсезе не жалеет грязи и крови, но ощущение, что перед нами гигантская декорация, в которую поместились и прибывшие из Европы корабли, и реформаторские церкви, и аристократические гостиные, и бордели, и катакомбы, и китайский театр теней (хотя в середине XIX века в Нью-Йорке еще не было китайских эмигрантов), конечно же отсылающий нас к «Однажды в Америке», и кладбища, превращающиеся на глазах в заасфальтированные мостовые, не оставляет ни на мгновение. Это не гиперреалистический портрет Родины, зиждущейся, как любая держава, на костях бесчисленных жертв, а смутное видение, страшный сон, в котором смешались бандиты и депутаты, генералы и священники, проститутки и дамы высшего света, первые и последние. Их жизни ничего не значили, а смерти стоили и того меньше. Америка предстает у Скорсезе в очередной раз ненасытным Левиафаном, ее демократия чудом вышла из адского котла Файв Пойнтс. Хотя что есть демократия – подарочная открытка с изображением Статуи Свободы, встречавшей когда-то всех вновь прибывших, или сменяемость власти, символом которой и служат позабытые могилы – последний план фильма.
Релиз «Банд Нью-Йорка» планировался на осень 2001 года, но трагические события 11 сентября 2001 года внесли коррективы в прокатное расписание, причем у множества кинематографистов. В случае Скорсезе продюсеры настаивали, чтобы он удалил из
