голову не приходили.
– А то он сам за мной не увяжется! Лишь бы только дома был… а то я ему звонил уже, да он трубку не берет.
– Разгильдяй! – покачала головой Вера. – Вот где его теперь искать?
– Скорее всего, он все-таки дома, просто спит, – ответил Павел, набирая сообщение. – Я ему напишу…
– Спит? Думаешь, его муха цеце покусала? Пятый час уже.
– Ты помнишь, о ком мы говорим? – усмехнулся Павел.
– Хм. Да Володьке все равно.
– В общем, заскочу, если дома – разбужу и привезу. А если нет, тогда что ж, будем ждать, пока он сообщение прочтет и сам проявится. Ладно, я поехал, а ты устраивайся тут… – Павел неопределенно помахал рукой.
– Хорошо. – Вера улыбнулась. – Только скажи, где тут у тебя ведро и тряпка?
– А зачем тебе? – Он посмотрел по сторонам. – По-моему, чисто.
– Чисто, – подтвердила она. – Но знаешь, это вроде приметы такой: когда переезжаешь, надо хоть влегкую полы протереть. На удачу на новом месте.
– Ну, если на удачу… тряпка вон, у порога лежит, а ведро… понятия не имею.
Уже в машине Павел снова позвонил на всякий случай, вдруг повезет. И ведь повезло: после нескольких длинных гудков он услышал сонное «А-а-лле-е-у», переходящее в смачный зевок. Павел взглянул на часы и восхитился:
– Ну, ты и здоров спать!
– Да я всю ночь работал. – Володька снова зевнул и тут же оживился: – Погоди, Пашка, это ты, что ли? Откуда? Ты где сейчас?
– Я. Из Питера. В машине, к тебе еду, – методично ответил Павел. – Надеюсь, ты дома сейчас?
– Дома, дома, слушай, здорово как! Когда будешь?
– Если в пробку не вляпаюсь, то минут через двадцать.
– Да какие пробки по субботнему делу! Хорошо, я как раз успею умыться и на стол соображу чего-нибудь. Посидим…
– Не затевайся, – перебил его Павел. – Я за тобой только заеду, нас Вера ждет.
– Вера? – Володька помрачнел. – Ты в курсе, что у них с Серегой вышло? Подожди, что значит – она нас ждет? Где? У Жабы? Ты меня туда не заманишь, даже не надейся!
– Нет, она переехала в безопасное место, так что все в порядке. Володя, ты мне лучше скажи, у тебя раскладушка вроде была, она жива еще? А то у меня теперь спальных мест не хватает.
– А что ей сделается? Шикарная вещь, конец прошлого века. Раритет! Мне только вспомнить, куда я ее запихал…
Володя, не прощаясь, отключился, очевидно, пошел искать раскладушку. Пробок действительно не было, и даже светофоры не сильно замедляли движение, так что через обещанные двадцать минут Павел нажал на кнопку звонка. Дверь распахнулась, и стоящий на пороге Володька сгреб в охапку старого друга.
После положенных объятий, радостных возгласов и похлопываний по плечу Володя потащил слабо сопротивляющегося Павла на кухню.
– Точно есть не хочешь? А то я на раз пиццу разогрею!
– Пиццу? Я что, в кои-то веки в просвет между двумя зайками угодил?
– Да тут не просвет, а целая полоса уже! Я почти две недели холостякую, прямо надоело… думаю, не нанять ли домработницу? Такую, знаешь, блондиночку с ножками, чтобы готовила, убирала и вообще по хозяйству там и все такое…
– Это уже не домработница называется, – криво усмехнулся Павел. – Это у тебя очередная зайка получится.
Любовь Володи к так называемым зайкам он не одобрял, да и не любовь это была вовсе, с его точки зрения. Впрочем, мнения своего он тоже никогда не высказывал, искренне полагая, что это касается только самого Володи и его дам сердца. А в отношении этих дам приятель проявлял редкостное постоянство в привычках – все они были блондинками невеликого ума и менялись каждые полгода. Поэтому даже если Павел успевал случайно увидеть какую-нибудь фемину, к следующему его приезду барышня уже исчезала, а на ее месте воцарялась другая красотка.
Особо настойчивым барышням даже удавалось затащить его в ЗАГС – Володя был парень добрый, а места в паспорте много, чего ж не доставить удовольствие подружке? Тем более что особых хлопот ему это не доставляло, став законным мужем, он продолжал жить как привык. Свежеиспеченную супругу это, как правило, страшно раздражало, она пыталась внедрить в Володькино сознание какие-то новые правила и обязанности, к чему он относился с добродушным пофигизмом, предлагая любимой не заморачиваться, а вдарить лучше по пивку. Месяца через два-три такого семейного счастья супруга, как правило, подавала на развод. Делить было нечего – в этом отношении разгильдяй Володя оказался неожиданно осторожным и мудрым: раскрутить его на ребенка не удалось ни одной жене, а квартира была оформлена на его маму, и формально он ее снимал, машиной тоже пользовался по доверенности, а прочим ценным недвижимым и движимым имуществом предпочитал себя не обременять. Так что когда дело доходило до развода, он терпеливо выдерживал более или менее скандальную процедуру, обзаводился еще одним штампом в паспорте, а уже через пару недель около него появлялась новая блондинка, сияющая нежной улыбкой и умиляющаяся бытовой неприхотливости такого славного парня.
– А пусть и зайка, тоже неплохо, – добродушно согласился Володя. – Да ладно, бог с ними! Пошли, кофейку с утреца попьем!
– Какое утро? – засмеялся Павел. – Ты на часы смотрел?
– А что такое? – Володя бросил взгляд на серый циферблат в форме шестеренки, украшающий кухню. – Семнадцатый час утра, нормально. Садись, я арабику свеженькую смолол, тебе понравится.
Готовить Володя не умел от слова «совсем», а вот кофе варил лучше любого бариста в городе. Павел не устоял перед искушением и присел за стол. В конце концов, торопиться особо некуда, тем более Вера там вроде собралась полы мыть… неудобно будет явиться в разгар уборки. А действительно интересно, где ведро? И есть ли оно вообще? Заехать, что ли, в магазин, купить? Ох, еще ведь и продуктов надо, дома даже куска хлеба нет… да в квартире, кроме стен и минимума мебели, вообще ничего нет! Ни посуды, ни постельного белья, ни мыла! А Вера, судя по количеству вещей, ничего такого с собой не привезла. Значит, сначала надо будет по магазинам…
– Говоришь, Верка от матери сбежала? – спросил Володя, не сводя пристального взгляда с закипающей в турке воды. – Это она еще долго продержалась. Я туда сунулся раз, зимой еще… ну, когда узнал, что Верка от Сереги ушла. Слушай, Жаба – это не женщина, это… это я просто не знаю что! Была бы она моей матерью, я бы или сам повесился, либо ее прибил бы. Господи, – он размашисто перекрестился, – и я еще грешным делом на свою матушку, дурак, обижался! Да она у меня
