и угадай какая? Верно, левая.
Да он хуже зубной боли! Кошмарный тип!
Стиснув челюсти, я поспешила за ним, но на последнем пролёте всё же не выдержала и уточнила:
– Господин Гримстон, мне же нельзя в город! В пункте три подпункт четыре устава Академии Даркайна написано…
Конрад уже стоял внизу, терпеливо ожидая, пока я спущусь и договорю. Когда я, наконец, добралась до него и выдохнула, закончив декламировать по памяти, он положил свои мозолистые ладони мне на плечи. Немного сжав их, чуть встряхнул и проникновенно выдохнул, при этом не без фирменной издевки:
– Дельвиг, прочувствуй этот момент и услышь мои слова. Можешь закрыть глаза для лучшего понимания. Готова?
Поджав губы, я кивнула, мысленно уговаривая его закончить побыстрее. Шут гороховой, даром что симпатичный.
А этот наглец склонился надо мной и, опаляя мятным дыханием мою макушку, торжественно прошептал:
– Со мной тебе можно всё.
Высказавшись, он тут же потерял ко мне интерес и отвернулся, решительно шагая вперёд. Я оказалась вынуждена снова его догонять и, морщаясь, сердито прорычала, ощущая, как покалывает травмированное колено:
– Какой подвиг совершил Гримстон, раз его поставили на должность преподавателя? Наверное, короля спас.
Конрад в этот момент гаркнул на весь холл, не оборачиваясь:
– Дельвиг, не слышу твоего сбивчивого сопения мне в спину! Не вздумай отставать!
– Трижды, – мрачно добавила про себя.
Под удивлённые и сочувственные взгляды одних и ехидные смешки других студентов, кто имели счастье наблюдать за выходками Гримстона, я прибавила шаг, следуя за ним к приветливо распахнутым воротам.
За ними на брусчатке нас ожидала простая, неприметная карета, запряжённая двойкой гнедых кобылок. Тёмные бока, потёртые от времени, окошко плотно занавешено, ручка на дверце тронута ржавчиной.
Преподаватель первым забрался внутрь и нервно поторопил:
– Шевели конечностями, Дельвиг, у тебя их всё ещё две.
Стиснув зубы, пропустила мимо ушей и эту шпильку. С таким, как он надо действовать так же, как и с Мэйв. Попросту игнорировать. Перестану вестись на его бесконечные издёвки, и он найдёт себе другую жертву.
Когда карета набрала ход, я демонстративно отвернулась к окну, пытаясь поглядывать в узкую щель между тёмными занавесками. Мы ехали по торговым улочкам мимо бесконечных лотков с ароматной, дымящейся едой. От голода жалобно заурчал желудок, и Конрад неожиданно заботливо спросил:
– Ты что, уже проголодалась? Время обеда ещё не прошло.
– Я и не ела, – ответила честно, – думала, сначала пойду к вам. Теперь понимаю, что допустила грубую ошибку.
– Не переживай, – ехидно утешил он, – остановимся на обочине, и я куплю тебе леденчик.
Сознание охотно подбросило мне картинку, где Конрад вручает большой янтарный леденец, размером с мою голову, и я, не удержавшись, фыркнула:
– Спасибо за заботу, господин Гримстон. Не переживайте, на поле боя никто не будет раздавать леденцы голодным воинам.
Наглец громко расхохотался, запрокинув голову, и на этом наш разговор сошёл на нет.
Вскоре я с удивлением заметила, что мы выезжаем за городскую черту. Меня начало терзать нехорошее предчувствие, и я первым нарушила воцарившуюся тишину:
– Господин Гримстон, вы же сказали, что наказание будет в пределах столицы. Так почему мы покинули городскую черту Даркайна?
– По документам это место тоже является частью мегаполиса, так что…
Нет-нет-нет!
Внутри всё оборвалось.
К сожалению, я слишком хорошо знала, что именно Конрад имеет в виду. Я как ужаленная подскочила с места и протянула руку к дверце:
– Нет уж! Отчисляйте хоть сейчас, вы этого добились! Но туда я не поеду!
Глава 21
Я упрямо пыталась открыть дверцу кареты, дёргая за ручку изо всех сил, но она не поддавалась. Паника нарастала снежным комом, и Гримстон, перестав паясничать, неожиданно повысил голос:
– Веди себя нормально, Дельвиг!
Я вздрогнула всем телом и обернулась к нему, а ручка выскользнула из мигом вспотевшей ладони. Конрада будто подменили! Челюсти сжаты, глаза холодные как лёд. Ни следа привычного издевательского блеска.
– Мне действительно пригодится твоя помощь – у меня аллергия на бумажную работу, это раз. В Воинской Школе учатся не изнеженные аристократки, чьим родителям внезапно стукнула в голову идея отдать их цветочек на боевой. Здесь учатся будущие защитники, которые способны контролировать эмоции. Это два. Ясно?
От его непривычно резкого тона, в котором не было и намёка на сарказм, внутри всё болезненно сжалось. Ощущая полное бессилие, я упала обратно на сидение, закрыв лицо руками. Сердце колотилось о рёбра так, что стук отдавался в висках, и я невольно начала раскачиваться взад-вперёд, чтобы хоть немного совладать с эмоциями.
Гримстон тем временем откинулся на спинку сидения и уже значительно тише, почти лениво произнёс:
– Хватит ныть и посыпать голову пеплом. Лучше скажи – ты хочешь убить меня, Дельвиг?
Чего?
Серьёзно?
Любопытство перевесило, и я подглядела за его реакцией, слегка раздвинув указательный и средний пальцы. Увидела, что он серьёзен: без привычной насмешливой ухмылки и бесовского огонька в глазах.
– Есть немного, – честно ответила ему, уронив вспотевшие ладони на колени и сдавленно сглотнув. – Сейчас уж точно.
Мой спутник неожиданно рассмеялся – негромко, но тепло и искренне. Мощные плечи заметно расслабились, а в уголках глаз проявились тонкие лучики морщинок.
– Слушай меня внимательно, – он чуть подался ко мне, сцепив длинные пальцы в замок. – Я терпеть не могу раздавать полезные советы. Считаю, что они должны быть заслужены потом, кровью и слезами, но ради тебя – сделаю одно-единственное исключение.
Я чуть наклонила голову, борясь с желанием придвинуться поближе. А он терпеливо выжидал, рассматривая что-то в моих глазах:
– Ты не бросилась на ту цыпочку из высшего сословия, не выбила из неё дух и не вырвала ей волосы. Не побежала требовать её исключения и не закатила бабскую истерику.
– Но нога… – нахмурилась я, машинально потирая травмированное колено.
Не понимаю, к чему он клонит?
– У тебя было полно времени на это после лекарской, – резко ответил Конрад, подняв вверх указательный палец. – Не перебивай, Дельвиг. Так о чём я? А, да. Ты – не твой отец. Перевари в своей прелестной головке эту мысль и начни жить без раздражающего чувства гиперответственности за поступки твоих родных.
Мне послышалось?
Я захлопала глазами, глядя на него с откровенным недоумением. В словах было что-то такое, что заставило моё сердце колотиться ещё быстрее!
“Говорит так, словно сам пережил нечто подобное,” – молнией мелькнула мысль.
