то же воздействие.
Воздух наполнен ароматом ее похоти. Ее тихие хриплые стоны, когда я двигаюсь в ней, заводят меня еще больше, заставляют быть быстрее, пока я совсем не перестаю сдерживаться.
Я должен быть осторожен. Ей нужно будет кончить еще не один раз. Но ярость наших неразрешенных разногласий и отчаянная потребность обладать ею не позволяют мне быть нежным.
Наконец, она вздрагивает и корчится подо мной, дергая наручники на запястьях.
С ее губ срывается протяжный вопль, и она обхватывает меня, доводя до оргазма, от которого сжимается мой живот и шипение проходит по всему телу вплоть до кончика хвоста.
Я замираю, глубоко погруженный в нее. Тяжело дыша.
Я ожидаю, что ее нужда замедлиться. Ослабнет, прежде чем снова начнет нарастать к очередной кульминации. Я ожидаю, что смогу дать ей передышку.
Но Тэмсин бьется в своих оковах.
— Продолжай. Пожалуйста, не останавливайся!
Мой член чувствителен после моего собственного оргазма. Я знаю, что она тоже будет чувствительной.
— Отпусти меня! Позволь мне двигаться. Я помогу себе кончить, если ты не можешь.
Я хмурюсь.
— Сдерживайся.
— О чем ты говоришь? Почему ты остановился?
Внутри я доволен. Вот она, моя роза с шипами, рычащая на меня в разгар своей потребности. Я также расстроен.
— Течка может длиться часами. Днями. Я не знаю точно. Тебе нужно взять себя в руки.
Она рычит на меня.
— И кто в этом виноват?
Она, конечно, права.
— Я пытаюсь уберечь тебя от вреда, Тэмсин. Что, по-твоему, я должен сделать?
Она визжит от отчаяния.
— Освободи меня от наручников и позволь мне самой помочь себе кончить, если ты не хочешь меня трахнуть.
Это разумный образ действий. Пока она не сбивает мои очки.
Я неохотно выхожу из ее тела так нежно, как только могу.
— Лежи спокойно. Я отпущу тебя, но ты должна делать то, что сказано.
— Почему это я должна? Я не могу вспомнить, о чем мы спорили, но я помню, что все еще злюсь на тебя.
Я смеюсь, несмотря на ситуацию.
— Что ж, давай побеспокоимся об этом, когда увидим, как ты переживешь жару. Я обещаю выслушать все причины, по которым ты злишься на меня, если ты будешь хорошей девочкой и сделаешь сейчас то, что тебе говорят.
Она стонет, покачивая бедрами.
— Да. Да. Что угодно. Просто позволь мне кончить!
Этого недостаточно. Не совсем. Но так должно быть.
Я быстро расстегиваю наручники на ее запястьях.
Ее руки мгновенно ложатся на набухшую киску, быстро потирая ее кругами, пока она не вздрагивает.
Я изо всех сил пытаюсь оторвать от нее взгляд, чтобы освободить ее ноги. Возможно, в этом нет необходимости.
Тэмсин больше не умоляет. Только снова работает над своей киской неистовыми движениями.
— Медленно, цветочек. Нежно, — двигаясь у нее за спиной, я прижимаюсь к ней грудью, заменяя ее руку своей.
Сначала она протестует, но вздыхает, когда я погружаю пальцы в гладкость ее канала и совершаю осторожные круги вокруг набухшего бутона ее клитора.
Я с трудом могу сказать, где заканчивается один оргазм и начинается следующий. Ее маленькая щелка туго сжимается, трепеща при легчайшем прикосновении. Она кладет голову мне на плечо и закрывает глаза. По крайней мере, остальные части ее тела теперь более расслаблены.
Тэмсин глубоко вздыхает после следующего оргазма.
Я испытываю облегчение, когда она не начинает сразу просить о большем.
— Как ты себя чувствуешь?
Ее смех слабый.
— Как будто я кончала слишком много раз и в то же время совсем не кончала.
Я дышу ей в волосы. Мне ненавистно то, как это на нее влияет. Во многих биологических особенностях моего вида есть что ненавидеть. Не в последнюю очередь это черта, которая должна была бы быть забавной, но, кажется, всегда дает обратный эффект. По крайней мере, для меня.
Я прижимаю пальцы к ее клитору, не желая делать ничего, что могло бы снова возбудить ее. Ее телу нужен отдых. Ей также будут нужны вода и еда.
В конце концов, я шевелюсь, думая позаботиться о ее нуждах.
Тэмсин всхлипывает.
— Останься.
— Тебе нужно постоянно пить воду, — ругаю я.
Она усмехается.
— Мне нужно кончить снова.
— Тебе нужно поесть. Это может продлиться какое-то время.
Она скулит.
— Мне нужны твои члены, — ее рука тянется к моему затылку, и я замираю, готовый схватить ее за запястье и помешать ей снова сорвать мои очки.
— Мне нужно увидеть твои глаза. Говорят, глаза — это зеркало души. Но я никогда не увижу твоих.
Я печально качаю головой.
— Ты этого не хочешь. Это было бы последнее, что ты когда-либо увидишь.
Она замолкает. Когда ее дыхание становится ровнее, я понимаю, что она погрузилась в сон.
Очень осторожно я выбираюсь из-под нее и иду принести ей еды и воды. Без сомнения, она скоро проснется, возможно, такая же нуждающаяся, как и раньше.
К моему стыду, мои члены подергиваются при этой мысли.
12
Тэмсин
Я просыпаюсь с першением в горле и сухостью во рту. У меня болит голова.
— Вот, садись. Выпей это.
Сильная рука на моей спине помогает мне сесть, пока я все еще моргаю, и мои веки как будто склеены. Киска сжимается, а живот напрягается, и я вспоминаю.
Нужда и близко не такая сильная, как была, но от одного ощущения руки Эрсерро на спине мое влагалище становится скользким, а бедра сжимаются вместе.
Прежде чем я успеваю возразить, он прижимает стакан к моим губам, и я делаю глоток прохладной воды.
— Ты голодна? Ты можешь есть?
В животе урчит. Но меня отвлекает вид его губ. Его раздвоенный язык высовывается, чтобы смочить их, и все, о чем я могу думать, — это целовать его.
— Ешь, — настаивает он. Он подносит ложку йогурта к моему рту, пока я не открываю его. Должна признать, прохладный, сладкий йогурт приятен на вкус. Я проглатываю несколько ложек. Затем капля срывается с моих губ. Он смахивает ее большим пальцем, и мои соски болезненно напрягаются. Из меня вырывается жалобный звук, прежде чем я успеваю его остановить.
Эрсерро вздыхает и отставляет миску.
— Тебе нужно кончить, цветочек?
Я киваю. После нескольких часов этого я не чувствую ничего, кроме благодарности за то, как усердно он заботился обо мне. Эрсерро терпеливо кормил меня и настаивал, чтобы я пила. Он массировал мою грудь, клитор и лизал мою воспаленную, уставшую киску, когда членов и пальцев становилось слишком много.
У меня все болит, но клитор пульсирует от потребности в
