сюда. Реальность оказалась немногим печальней.
Ну что ж поделать, если не тянет меня домой? Лишь после тяжёлой смены, когда у тебя единственное желание упасть головой на подушку.
В остальное же время мне здесь некомфортно. Пусто. Тихо. Одиноко. В голову сразу набегают всевозможные мысли.
– Это твоя спальня? – спрашивает девушка, с интересом рассматривая обстановку.
– Как видишь, – говорю, изучая реакцию Марины.
Нравится ей здесь или нет – не пойму.
А мне вот прям очень хочется, чтобы понравилось.
Фантазия в моей голове рисует красочные и яркие картины возможного нашего будущего, но я эти мысли гоню. Как бы только ни хотелось, Марина мне не пара.
Она молодая девчонка, у нас разница шестнадцать лет! Ну чем же я думаю, когда в мыслях о ней зависаю?..
Игнатов, угомонись! Не дури!
Только как вот избавиться от острого желания обладать девушкой, я не знаю.
– Сколько грамот, – подходит к стене, на которую я совсем недавно развесил все свои достижения.
Марина с благоговением смотрит на них, а я безотрывно слежу за выражением её лица. Считываю и, словно маньяк, впитываю каждую эмоцию.
– Почему ты их на работу не отвёз? – спрашивает, развернувшись ко мне.
Она выглядит удивленной.
– Да как–то не до этого было, – решаю быть искренним с Мариной.
Уж слишком она открытая и чистая, в ней нет хитрожопости и корысти. Хочется ответить ей тем же.
Общаться с Мариной настолько легко, что я даже не замечаю, как пролетает время. День подходит к концу, а я все никак не могу заставить себя ее отпустить.
Ни одну другую девушку я бы даже не думал пригласить к себе. А вот с Хмельницкой как–то само так вышло.
И теперь поражаюсь тому, как гармонично она смотрится в моей квартире. Как жилье преображается, когда она здесь.
Даже подумать не мог, что мы с ней настолько сойдемся. Ведь разницу в возрасте никто не отменял.
– У Саши дома нет ничего подобного, – снова отворачивается к стене, продолжая изучать мои достижения.
Потому что он их утащил к себе в отделение и повесил на стену в ординаторской. Каждый из его коллег это сделал.
Меряют у кого больше. Словно это что–то способно изменить.
– Нет, слушай, – продолжает, не отрывая внимания от висящих на стене наград. – Ты обязательно должен их повесить в своём кабинете! – резко разворачивается ко мне и заключает с жаром. – Зачем их дома держать?
Мне вдруг становится тесно в груди. Потираю ладонью чуть выше солнечного сплетения пытаясь справиться с непонятными ощущениями, но это не помогает.
Забиваю на них. Просто продолжаю дышать.
– Какая разница, у кого какие заслуги и благодарственные письма? – равнодушно пожимаю плечами. – Спасенные жизни выше всяких наград.
– Но иногда, чтобы тебе доверили спасение жизни, нужно суметь произвести впечатление, – Хмельницкая не отступает. – А вот это, – делает взмах рукой в сторону висящих на стене рамочек. – Как ничто другое поможет принять самое правильное решение, – важно заключает.
Шах и мат, Игнатов. Шах и мат.
– Я подумаю над твоими словами, – произношу, понимая, что голосовые связки резко перестали нормально работать. Мне приходится прочистить горло и еще раз повторить то, что сказал.
– Подумай, подумай, – улыбается. Зараза!
Ох, Хмельницкая, что ж ты делаешь со мной?
Не могу отвести пристального взгляда со своей гостьи, но вот только мое внимание к Марине уже давным–давно вышло за все рамки приличий.
А мысли и подавно…
Подхожу к тумбочке, беру пульт, нажимаю и рулонные шторы плавно поднимаются вверх. Я иногда ими пользуюсь, чтобы не затемнить комнату, но немного приглушить солнечный свет.
На ночь я все равно слегка приоткрываю окно и закрываю проем плотными шторами. Пусть свежий воздух идет по стенам, без сквозняка.
В спальне у меня только кровать, тумбочка и ТВ. По сути, большего мне и не нужно. Самое то прийти после тяжелой смены, зашторить окна и завалиться спать.
Единственное, над чем я заморочился в комнате, так это над хорошим матрасом и качественных плотных шторах. Специально выбирал такие, чтобы сквозь них не просачивался свет.
Моя жизнь такая, что нужно суметь максимально быстро восстановиться и прийти в строй вне зависимости от времени суток, когда ты оказываешься в постели. Дорог каждый проведенный в кровати час.
– Ой, – пискнув от неожиданного жужжания, Марина вновь оборачивается ко мне. – Ты зачем окно расшториваешь? На улице ведь темно.
– Иди сюда, – зову девушку. – Покажу.
Глава 19. Марина
– Ух ты! – не могу скрыть свой восторг. – Очень красиво! – шепчу, с благоговением смотря на улицу сквозь прозрачное стекло.
Перед моим взором открывается поистине потрясающий вид на город:
заснеженные улицы полупусты; машины едут очень медленно и осторожно по скользкой трассе; покрытые белоснежными шапками деревья стоят, не шелохнувшись; ветра нет.
Казалось бы, еще совсем недавно пространство вокруг было серым и унылым, а теперь от красивой картинки глаз не оторвать. В воздухе витает сказочная, загадочная атмосфера, мелкими крупинками вокруг нас кружится волшебство.
Пелена из опускающихся с неба пушистых снежинок окутывает мягким покрывалом улицы, дома, машины, тротуары, покрывает белой пылью спешащих в свои уютные квартиры людей.
Желтый свет уличных фонарей освещает заметенное дорожное полотно и улочки, за снежным покровом невозможно идентифицировать источник света.
Совсем рядом, на окнах жилых домов, загораются цветные гирлянды. Мир готовится встречать Новый год.
Лежащий на подоконнике смартфон приходит в движение, но я успеваю заметить время перед тем, как на экране высветится имя вызывающего абонента.
Становится не по себе.
В общагу пора. Оставаться у Кирилла чуть дольше будет уже неприлично, он может подумать что–то не то.
Пока Игнатов отошел в соседнюю комнату и разговаривает с кем–то по телефону, я бросаю еще раз взгляд на заснеженную улицу, затем закрываю окно.
Направляюсь на кухню, наполняю небольшой дорожный термос водой и бреду в коридор.
Уходить не хочу. Да и, по сути, мне даже идти некуда. Но Кир остаться у него не предложил.
Проситься к старшему брату сейчас я совсем не готова. После сегодняшнего суматошного дня, так вовсе не до задушевных разговоров с ним.
Хочу спокойствия и тишины. Чтобы меня никто не трогал.
Но мне этого счастья сегодня не получить. Увы.
В коридоре проверяю, все ли на месте, не забыла ли телефон или блокнот. С тихой грустью понимаю, что все забрала.
Значит, причин задержаться хоть на минутку дольше нет.
Жаль.
До моих ушей долетают обрывки фраз, и становится еще сильнее не по себе. Они быстро складываются в пренеприятнейшую картинку.
На душе становится гадко, обида разъедает появившуюся надежду, и
