толку! Разве старик стосорокооднолетний
Вздохов девичьих порыв может с судьбой примирить?
Вот и сегодня пришла, к ветке шершавой прижалась
Влажной щекой, и тебя стало мне жалко до слёз,
Словно я сам человек, словно и Рыбы певучи,
Словно свалились Весы, а Водолей пересох.
Два хитреца между тем – Либер с пятнистою кошкой —
Выбрали местом бесед сень мою; Пан подошёл —
Начал шуметь, что пари он аннулирует. Мигом
Высохли слёзы твои, вся обратилась ты в слух…
Дуб я, и мне не понять меру людских огорчений.
Всё же тебя попрошу: дочка, счастливою будь!
Сцена десятая
Декорации – те же, что и в предыдущей сцене.
Аталанта. А я главная лесная дура. Пан (отступает). Ты? Откуда?! Аталанта. Помнишь, как ты вчера пришёл за мной… Сегодня я пришла за тобой.
У Пана вытягивается лицо.
Из дупла с любопытством выглядывают две молодые белки.
Пан (заикаясь). П-по п-поручению сеньоры Артемиды?
Аталанта. По своему поручению.
Рысь. Charmant.
Пан (не веря). Ты с дуба упала?
Аталанта. Почти.
Пан. А как же твой велотренажёр?
Аталанта. Мне стало скучно с велотренажёром.
Вакх. Ну всё – теперь нарциссы расцветут на можжевельнике! Ущипните меня.
Пан машинально протягивает к нему руку.
Вакх (отскакивает). Только не ты!
Аталанта смеётся. Обстановка разряжена. Дуб одобрительно кивает ветвями.
Пан (в сторону). Это всё зелье и травы Бастинды… Она его выпила! Что теперь будет? Она же меня потом возненавидит! (Обращается к Аталанте.) Погоди пару дней… И ты… у тебя… (Не смеет вымолвить.)
Все смотрят на него.
Вакх (Аталанте). Он просто обалдел от нечаянного счастья. Так-то у него котелок соображает. Думаю, вас лучше оставить вдвоём, и вы сами уладите собственные дела. (Рыси.) Пойдём, ma cherie. Нам тут ловить нечего. Похоже, мы сами остались в дураках. (На ходу оборачивается.) Как там сестрёнка? Я слышал, она немного приболела? Аталанта. Не стоит беспокоиться.
Рысь (учтиво). А что с ней случилось?
Аталанта (простодушно). У сеньоры Артемиды утром закружилась голова, но я ей дала надёжное лекарство. (Смотрит на Пана.)
Пан. Надеюсь, не то…
Аталанта (с гордостью). Именно то! (Вакху.) Один добрый друг раздобыл для меня чудодейственный экстракт… Пан (подскакивает словно ужаленный). Спасительный эликсир?! О боги! Скорее! Чего вы уставились?! Галопом! Рысью! Рысь. Я здесь.
Пан (хлопается перед ней на колени). Кошечка, милая, беги к Артемиде! Выручай всех нас. Не дай ей выпить из этого пузырька!
Аталанта (нахмурившись). А что там такое?
Пан (машет рукой). Быстрей, пушистая! Храни Зевс твои усы!
Вакх. Чего ты всполошился, словно где-то пожар?
Пан. Ещё не пожар, но вот-вот начнётся. Может так полыхнуть – мало не покажется.
Аталанта. Объясни всё толком.
Пан (скрипнув зубами). О я несчастный! Я собирался тебя опоить и дал тебе эту проклятую склянку. Аталанта. А в ней?.. Пан. А в ней – распаляющее средство. Аталанта. Ой.
Белки прячутся в дупле.
Пан. Если Артемида выпьет его, всю мифологию придётся переписывать… И Гомер – не Гомер!
Вакх. Н-да, дело пахнет керосином. К сестре я немедленно отправляюсь лично, а ты, любезная, дуй за Бастиндой и тащи её ко мне.
Рысь. Она может заартачиться.
Вакх. Ну что ж, тогда – клянусь виноградом! – мне придётся вытряхнуть её из сандалий и спалить заживо со всеми эликсирами, гороскопами и гербариями. Так и передай. Рысь. Будет исполнено, sire.
Из песен Рыси
Шашен обслугой чужих, зверем сухим и растленным
Автор рисует меня, не разобравшись вполне.
Видно, он судит впригляд, моде наивной поддавшись,
Слухам доверивши слух. Если бы наедине
Он повстречался со мной тёмной порой в перелеске
Том, что от веток когтист, вряд ли б тогда повторял
Он суеверий навет. Где вы, плоды просвещенья?
Вас уплели дураки – умникам нечего рвать!
Что за невежество – ложь? С давних народных присловий
Слухи пристали ко мне – мол, неспроста же её
Пятнами шкура пошла! Я ль их сама заслужила
Или природы диктант мне тот узор начертил —
Пятен не сбросить никак, рысью породу не смоешь;
Буду носить их, пока смотрят по-рысьи глаза.
Мало ли что говорят! Мода была на Микены,
Мемфис, Эфес, Вавилон… Будет и мода на Рысь!
Сцена одиннадцатая
Гостиная Артемиды.
Фиола вешает новые занавески.
Артемида – с книжкой в кресле-качалке. Фиола напевает, стоя на стуле.
Артемида (оглядывает её фигуру). Разве ты без белья?
Фиола. Я и сплю без белья. А что в этом такого? Оно меня стесняет.
Артемида. Но это же… неприлично.
Фиола. Неприлично думают об этом мужчины. А в женском теле нет ничего неприличного.
Артемида. Я тоже где-то об этом читала… Мужики навязывают нам свои представления. А с какой стати мы должны к ним прислушиваться? Они даже думают другим полушарием! У них совершенно перевёрнутые понятия.
Фиола. Точно! Им «бее» – (подражает молодой овечке), они «мэ» (подражает молодому козлику.)
Артемида. И я так думаю! (Откладывает книгу). Им хорошо то, а нам – не то. Им нравится так, а нам – не так. Фиола. А совпадаем мы только в одном!
Артемида (торжественно заключает). И это – СПОРТ!
Фиола с трудом подавляет улыбку.
Артемида. В здоровом теле – здоровый дух. Когда я качаю попу, я думаю о высоком и пробуждаю внутреннюю сознательность, а когда беру в руки книгу… Какое занудство эта их «Илиада»!
Фиола. И не говорите! А там про что?
Артемида. Про сборище тунеядцев и грубиянов, один из которых разгневался на другого.
Фиола. Действительно ерунда! (Спрыгивает со стула, берёт влажную тряпку и, поднимая и переставляя предметы, протирает старинное резное трюмо из ливийского кедра.)
Артемида. «Гнев Пелеева сына…». Ну и что, что Пелеева?.. Он давно умер. (Переводит скучающий взгляд за окно.) А что там за юноша у нас на лужайке?
Фиола. Его зовут Комат. Или Коридон. Их тут столько вьётся… Разве упомнишь! Велите прогнать? Артемида. Пригласи его в дом.
Фиола. К нам?! Этого невежу? Представить не могу, когда последний раз он был занят чем-то путным, кроме своих коз.
Артемида (невозмутимо). Он, наверное, голодный.
Фиола. Но у нас ничего не готово.
Артемида (с нажимом). Вот и приготовь – фруктовый салатик. И заправь двумя обезжиренными йогуртами.
Фиола. Он не оценит. Он даже думает другим полушарием! Артемида. Ничего
