Азии позволили Ахмадшаху не только перейти в военное контрнаступление, отбить у талибов ряд завоеванных ими летом и ранней осенью транспортных артерий, вздохнуть свободнее и поднять дух поникшего войска, приободрить тех дехкан, что засомневались, было, в силах Северного альянса, но и нанести мулле Омару серьезное поражение на фронте дипломатическом. ООН еще на год сохранила за правительством Раббани мандат, так и не признав талибов, несмотря на все усилия Пакистана – самим пакам пришлось поджаться под нажимом США и Европы после того, как Масуд предоставил списки регулярных воинских частей пакистанской армии, бьющихся на стороне «Талибана». Ахмадшах даже впервые покинул родную страну, съездил в Париж, где душевно пообщался с милыми его сердцу французами, А после вояжа Курого интерес к ужасному положению в его стране проявили и немцы. Особое внимание на переговорах, (на первый взгляд странно названных «консультациями по делам Среднеазиатского региона и Кавказа»), прошедших с участием «серых экспертов» из нескольких стран Западной Европы и из России, вызвал вопрос о подготовке террористов в лагерях Назари. Был на этих консультациях и полковник Курой, по иронии судьбы сидевший по соседству с Голубым. Полковник Голубнов прибыл в составе российской группы, что немало удивило, но и порадовало Карима. Правда, с Голубым, оказалось, было связано и определенное неудобство.
Представители Германии окружили афганцев заботой чрезвычайной, и все старались у Курого узнать поподробнее о его агентурных источниках в окружении Назари, терпеливо до последнего занудства объясняли перспективы прямых экспертных связей. «Sachlich»[11], – говорили они ласково, предлагали общаться часто и по делу. Естественно, обещали помощь. Молодцы они, немцы. Только тут Голубой прямо как кость поперек горла встал Курому, просто не оставлял его наедине с бээндэшниками. Действовал ненавязчиво, но эффективно. Без слов объяснил: не надо торговать «террористами Назари» через голову России. Сейчас вам – не надо.
Да оно и понятно. «Террористы Назари» были для России той важной картой, которой они крыли западных человеколюбивых политиков на чеченском сукне. Тем же козырем, которым Масуд накрывал талибов. Но жертвовать русскими ради немцев, французов и далеких изменчивых американцев не следовало, русские оставались важнейшим костылем в дипломатии Северных…
«Террористы Назари»… Масуд раздумывал и не мог понять, зачем Назари нужны шумные взрывы американских посольств, зачем ему понадобилось посылать диверсантов в Европу, зачем дразнить тихих, в общем-то, европейцев некоей операцией «Футбол»? Зачем воину джихада Зие Хану Назари доводить дело до того, что даже американцы, его бывшие патроны и долговременные помощники, принялись давить на талибов через паков, настаивая на его выдаче?
Ахмадшах, как политик, не мог ответить на этот вопрос, потому что он помнил свои встречи с тогдашним командиром отряда моджахеддинов: тот меньше всего походил на религиозного безумца. Образованный, быстро мыслящий человек. Значит, в его замыслах надо искать логику, только искать в другой, более объемной, философской сфере. Он, Масуд, представлял себе мир кораблем, который надлежало провести сквозь бурю, через рифы в спокойную гавань, очистив душу борьбой с ветром, борьбой «по совести», пережить беду и грозу современного, временного. Он был готов воевать для мира. Потому его тяготила власть, данная ему над людьми войной. В том-то и дело. Назари много сделал для мирян. Он создавал больницы в Афганистане, он строил дороги в Судане, он давал работу тысячам бедняков, он учил их грамоте и маркетингу, он приживлял им компьютеры и сотовую связь, но истинную его власть рождала и поддерживала война. Назари вырос на войне, он стал героем, победителем, и его харизма вождя переросла, превзошла размер его человеческого сердца. Он познал поцелуй небес, но не запомнил вкуса материнской груди земли.
Геополитика – удел несчастных героев, насильственно лишенных скромности, как капризная принцесса Аду – девственности. Назари будет взрывать в Америке и в Германии, его бойцы небольшими отрядами наводнят Европу, они проникнут всюду, где встанет вопрос о том, каким путем мусульмане будут решать с христианами вопрос о месте меж землей и небом, они будут напоминать о философской максиме дегабандов в простом практическом изложении. Назари зазовет западного колосса прийти с войной в чужие чуждые края, как когда-то западный колосс сюда же зазвал другого, красного великана.
Он, Масуд, видел миссию верующего в другом. Да, в другом. Но он думал и о том, кто же ему ближе: русские, те, кто воевал с ним раньше, а теперь помогает, боясь бешеного мавританского потока, что хлынет на них, уступи он и такие, как он, границы талибам? Или Назари, его бывший сподвижник, пользующийся теперь поддержкой его врагов и грозящий его друзьям?
Назари не угрожал самому Масуду, он не рисковал или не желал выступать против неподкупного солдата, богатого славой в разнородном исламском мире. Напротив, Назари помогал, невольно помогал Ахмадшаху – если бы не взрывы его умельцев, как бы вела себя Америка? Чем бы он торговал с Европой?
Масуд пригласил к себе полковника Карима:
– Как ты думаешь, Карим, сколь быстро выйдут немцы на московскую группу Назари? Сколько времени на это потребуется русским?
– Это зависит от того, как быстро русские захотят найти их. Если взрывники уже отправились из Москвы, немцам у себя искать их будет непросто. Люди Назари спешить не будут, а времени у них довольно.
Масуд задумался:
– Можем ли мы влиять на это? Что могут твои люди в Москве?
– Смотря по тому, чего мы хотим от них. Одно дело ускорять, а другое – замедлять «исторический прогресс». Так любит говорить один мой близкий советский друг.
– А что твой советский друг? Он может влиять на «исторический процесс»? Не тот ли это разведчик, которого ты тащишь за собой еще с восемьдесят девятого?
– С семьдесят девятого, – поправил Масуда Карим.
– Да, да, эта история с перстнем… Мистическая сила… Напомни мне, Карим, я уже забыл это четверостишие из поэзии войны.
– В семьдесят девятом я подарил ему перстень. Я угадал судьбу в его глазах. А он дал мне имя. Дающий имя участвует в судьбе.
– «Имя, данное звезде, дополняет мирозданье, избавляя нас от тайны безымянности лучей».
– Да, верно. Луч шел десять лет. Люди Нияза решили убить посланника русских. Люди Нияза не желали мира с Советами. Это было не просто, люди Нияза уже стали охотниками, жадными до крови. Они видели зверя. Они хотели вспороть ему живот, но увидели тот перстень. И они остановились. До сих пор удивляюсь, как разглядели тиснение! А потом мы договарились с их генералами. С Ютовым.
– Да. С генералом Ютовым. От скольких зеркал отразится еще этот луч, Карим? Ты говоришь, твой русский помог
