мне дать тебе советы относительно выбора жены.
Супругу себе выбирай миловидную, но не красавицу, ибо красавица всем нравится. А женщина – твердыня ненадежная, как мы знаем: рано или поздно эта крепость сдастся. Дабы не пострадала твоя честь, тебе придется держать красивую жену взаперти, но тогда люди тебя станут упрекать за то, что ты никому не показываешь эдакую красоту, а жена уж тем более не простит тебе своего заключения в четырех стенах.
Итак, пусть жена твоя будет симпатичная, – и этого довольно; ты берешь ее только для себя, а не для всех.
Умную также не бери в супруги. Женский ум бесплоден, он подобен сырому пороху в пушке: шипит, а выстрела не производит. Зачем тебе слушать это шипение? В семье должна быть одна умная голова – мужская, а двухголовые уродцы жить не могут.
Итак, женись на девушке смышленой, а умная пусть себе умничает без тебя.
Спаси тебя Бог привести в свой дом богатую супругу, равно, как и бедную! Первая будет помыкать тобой, так как власть денег – огромная сила, большая, чем авторитет мужа; вторая станет тратить твои деньги без удержу, ибо, живя в бедности, не приучена была бережно к ним относиться.
Итак, найди себе невесту с приданным, но не с таким, чтобы оно уничтожило твое главенство в семье.
Последний совет – по порядку, но не по важности. Прежде чем пойти с девушкой под венец, разузнай все хорошенько о ее родителях: доброго ли они нрава, не замечено ли за ними чего дурного, нет ли в их доме какой-нибудь скверны, не было ли в их роду каких-нибудь болезней, передающихся по наследству. Обрати внимание на их отношение к дочери: не балуют ли они ее, не дают ли лениться, приучили или нет к домашнему труду.
Итак, выбери себе невесту из хорошей здоровой семьи, не избалованную, трудолюбивую, умеющую вести домашнее хозяйство, – и будет в твоем доме лад и порядок.
Заклинаю тебя, Бенвенуто, не забудь мои советы, когда соберешься жениться, но и не затягивай со свадьбой!
Любящий тебя, твой отец Джованни.
P.S. Проклятая старческая память! Забыл сообщить главную новость: у твоей сестры родился еще один сын, так что теперь у тебя общим счетом шесть племянников и племянниц. Скоро собираюсь съездить к Козочке в гости, посмотреть на внуков. У ее мужа дела по-прежнему идут неважно; может быть, его сглазили или колдовство какое сотворили, – ни в чем нет везения. Спасибо тебе, мой добрый Бенвенуто, за то, что ты помогаешь им деньгами, иначе было бы совсем худо.
За меня не беспокойся: зимой я приболел, но сейчас чувствую себя хорошо. Те золотые, которые я выручил от продажи нашей второй мастерской, целы и припрятаны в надежном месте, известном тебе. Я их трогать не буду, пускай останутся на черный день. Много ли мне нужно? С избытком хватает того, что я получаю, выполняя небольшие заказы. Одно то, что я ставлю на свои работы клеймо с нашим родовым именем, поднимает их цену, ведь ты так популярен у нас! Слава о твоих успехах в Риме дошла и до нашего города; твои добрые знакомые Сальвадоро и Микеле прямо-таки лопаются от зависти, – как бы не померли, бедняги!
Теперь вроде бы все написал. Еще раз прощай.
Джованни, твой отец».
Отложив письмо в сторону, Бенвенуто выпил вина, взял свечу и пошел в комнату своей служанки Фаустины, находившуюся напротив его комнаты. Работники Бенвенуто, жившие внизу, на первом этаже, слышали скрип деревянных половиц под ногами хозяина и, подталкивая друг друга в бока, отпускали соленые шуточки:
– Печка растоплена, пора поворошить угли кочергой!
– И бросить в огонь полено, чтобы жарче пылало!
– Печь большая, если хочешь ее протопить, как следует, то одним поленом тут не обойдешься!
– Ничего, наш хозяин может подбрасывать их хоть до утра!
– А утром у него хватит сил, чтобы еще и трубу прочистить!
– Потому владелицы печек его и любят, что он знает толк в печном деле!
Донна Велата. Художник Рафаэль Санти.
* * *
Фаустина была искусна в плотских утехах, и Бенвенуто должен был признать, что даже в молодости у него не было таких забав. Обычно он занимался любовью с Фаустиной часами напролет, до тех пор пока не падал, истомленный, на постель и не засыпал мертвецким сном, а случалось такое уже на рассвете.
В эту ночь Бенвенуто, однако, сделал перерыв в любовных играх и начал с Фаустиной обстоятельный разговор:
– Послушай, Фаустина, послушай же меня, тебе говорят! Подожди немного, я хочу тебе сказать… Оставь, оставь это! Святые угодники, не заводи меня! Послушай, Фаустина, да послушай же, черт возьми!
– Что с тобой, милый? А, ты, наверно, придумал что-то новенькое? Ну, расскажи, что у тебя на уме, затейник ты мой? – она шутливо взъерошила ему волосы…
– Оставь это, Фаустина! У меня серьезный разговор.
– Серьезный разговор? Да ты рехнулся! – удивилась Фаустина. – А, поняла! Я тебе надоела, и ты собираешься меня выгнать?! Бессовестный подлец! Бессердечный негодяй! Бесстыдный развратник! Я ли не тащила на себе все домашнее хозяйство за те жалкие гроши, что ты мне платил! Я ли не ублажала тебя за ту же плату, – редкие подарки, что ты мне подносил, можно и не вспоминать! А сколько раз я позировала тебе, голая, для твоих богомерзких работ! А в каких позах! Святая Сусанна! Какие позы ты заставлял меня принимать! Я даже на исповеди не могу рассказать об этом! И после всего этого ты собираешься выгнать меня?! Ах ты, неблагодарный мерзавец! На тебе, получи для расчета! – она дала Бенвенуто звонкую пощечину.
– О, боже! Не дерись! Хватит драться! Да я не о том хотел с тобой говорить! Хватит драться, тебе сказано! – схватил он ее за руки.
– Отпусти мои руки, палач! Эй, люди, на помощь, убивают! – закричала она.
– Не кричи, ради всего святого! Да послушай же меня, Фаустина! Я не собираюсь тебя выгонять! Напротив, я повышу тебе жалование, – да поразит меня чума, если вру!
– Перекрестись и поклянись, что говоришь правду! – недоверчиво потребовала Фаустина.
– Клянусь спасением души! – перекрестился Бенвенуто.
– Ладно… Так о чем ты хотел со мной потолковать? – смягчилась Фаустина.
– Ты мне рассказывала о своей двоюродной сестре…
– Об Анжелике? Прелестная девушка, можешь мне поверить! – подхватила Фаустина. – Шестнадцать лет, – свежа, как розовый бутончик, и нежна, как аромат фиалки! Скромница, тихоня, но в глазках огоньки горят, – ох, и повезет же тому, кто разожжет в ней
