опиума, станет для нации врагом опаснее, чем сам император Китая, и каждый честный человек, независимо от вероисповедания, обязан протестовать против подобного скандала».
Тем временем в Кантоне был обнародован императорский указ, в котором император Даогуан[101] постановил: «Каждый местный житель, уличенный в курении опиума, приговаривается к смертной казни, и мы должны проявлять не меньшую суровость к иностранцам, с огромной выгодой для себя принесшим в империю это бедствие».
Затем, обращаясь к королеве Виктории: «Ваше Величество, как правительница почтенной нации, руководствуясь совестью перед ликом вечной справедливости, несомненно, призовете своих подданных проявлять глубочайшее уважение к нашим законам (…) Нам известно, что в вашей стране опиум запрещен с чрезвычайной строгостью; это явное доказательство того, что вы прекрасно осознаете вред этой торговли».
Ответа, разумеется, не последовало, лишь в начале июня в кантонские воды прибыл британский флот, и после отказа мандаринов подчиниться 25 июня прогремел первый пушечный выстрел. Последовавшая за этим бомбардировка была устрашающей.
«Первая опиумная война» – именно так она, к сожалению, войдет в историю – длилась два года и охватила все побережье южного Китая вплоть до Нанкина, когда 6 августа 1842 года более семидесяти британских кораблей, поднимаясь по реке Янцзы, предстали перед древней столицей.
22 августа император сдался требованиям о капитуляции, а 29-го на борту корабля «Корнуоллис» был подписан «Нанкинский договор». Этот документ ознаменовал не просто договоренность, а безоговорочную капитуляцию: порты Кантон, Амой, Фучжоу, Нинбо и Шанхай были открыты для британского судоходства; остров Гонконг был передан в вечное владение Его Величеству; Китай обязали выплатить шесть миллионов долларов в качестве компенсации за уничтоженный опиум, двенадцать миллионов долларов на покрытие военных расходов и еще три миллиона в качестве компенсации убытков британским торговцам. Настоящий пиратский грабеж под дулом пистолета.
Договор, который китайцы справедливо назвали «неравноправным», должен был быть ратифицирован императором. Промедление с ратификацией – Даогуан скончался в то время, а следующий император Сяньфэн[102] тянул время – повлекло за собой, помимо похищения и убийства гонцов с ультиматумом, «Вторую опиумную войну», развязанную в 1860 году одновременно Англией и Францией. В этой войне Китай потерпел поражение, предоставив иностранцам новые разорительные уступки и еще более обременительные контрибуции.
Громкие «успехи» Англии побудили и другие державы угрожающе заявить о себе в униженных портах империи. Первой пришла Франция с претензиями на оккупацию Тонкина, части соседней провинции Юньнань и острова Хайнань. Китайцы оказали сопротивление, и война с Францией оказалась столь же молниеносной и разрушительной. Снова последовали уступки и контрибуции. Затем – Соединенные Штаты, бесцеремонно потребовавшие и получившие «свою долю».
Так, XIX век стал для Поднебесной роковым веком унижений, болезненных территориальных потерь, финансового краха и в итоге крушения самой династии. К концу XIX века к ненасытным аппетитам англичан, французов, русских и американцев присоединились стремления немцев, японцев, австро-венгров, бельгийцев и, наконец, итальянцев, только что завершивших войны за независимость и колониальную бойню при Адуа в Абиссинии[103].
Столкновение с Западом происходило в соответствии с империалистическими правилами того времени. «Хозяева» Китая съезжались со всех концов света, навязывая свои законы, глумясь над культурным своеобразием и слабостью китайцев. Вместе с иноземными солдатами прибывали многочисленные миссионеры и первые любопытствующие путешественники. В тайную сокровищницу Поднебесной, Запретной империи вторгались с неслыханной жестокостью, и каждый привносил свои порядки.
Военное превосходство Англии над Китаем было ошеломляющим: британская армия напоминала охотничий отряд, выступающий против почти безоружных китайских солдат. Она отличалась впечатляющей эффективностью. Англичане находили китайскую артиллерию крайне отсталой: их пушки были очень тяжелыми по отношению к калибру, некоторые весили до семи тонн и, несмотря на толщину металла, легко разрывались. Каждое орудие требовало отдельного склада боеприпасов, а артиллеристы после выстрела прятали пушку в глубоком окопе, опасаясь, что она взорвется. Порох, хотя и качественный по составу, был грубо обработан. Солдаты не знали ни бомб, ни гранат и стреляли цельными шарами из мрамора, гранита или железа.
Для защиты крепостей китайцы использовали нечто вроде ручных гранат из фаянса, наполненных «греческим огнем», который нельзя было потушить водой. Также они бросали зловонные бомбы: поджигали фитиль, кидали, и когда те разбивались о землю, содержимое воспламенялось, наполняя воздух невыносимой вонью. Некоторые стрелки были вооружены рогатками для метания камней на значительные расстояния с большой точностью.
Китайские ракеты казались англичанам детскими игрушками: не длиннее пятнадцати сантиметров, они крепились к бамбуковой палке с железным наконечником и оперением. Производя много шума, ракеты не причиняли никакого вреда. Зато речные оборонительные сооружения были изобретательны: джонки, груженные острыми камнями, затапливались так, чтобы топить вражеские корабли, ломая им киль[104], или поперек реки натягивались большие цепи, закрепленные по берегам. Их поднимали лебедками перед самым носом английских судов, которые оказывались в ловушке под градом ядер с берега, хотя те редко попадали в цель из-за отсутствия прицелов.
Столкновение двух цивилизаций стало потрясением, особенно для китайцев, вынужденных подчиниться своим новым правителям. Но наряду с насилием и попранием законов, чужеземцы принесли в Китай и зачатки новой цивилизации – технологической и научной, той самой, что сделала западные державы настолько превосходящими, что позволила им одержать победу над Поднебесной.
Век колониальных войн завершился последней вспышкой восстания боксеров[105] – отчаянной попыткой противостоять иностранному завоеванию. Боксеры считали христианскую проповедь самой коварной из угроз. Увы, их мятеж был и слишком запоздалым, и наивным, чтобы рассчитывать победить огневую мощь пушек мистической верой в свою «небесную» неуязвимость.
Об этих событиях в современном Китае говорят мало, но, как ни странно, все о них неплохо осведомлены: хорошо известно, что произошло в Пекине летом 1900 года. Двойственная натура боксеров в некотором смысле восходит к А-кью, литературному персонажу Лу Синя: пуританская доверчивость сочеталась в них с династическим патриотизмом миссии по спасению поруганной империи и одновременно со стремлением свергнуть маньчжурскую династию как иностранных захватчиков наравне с прочими чужеземцами. В итоге они были наказаны обеими сторонами: иностранцы взяли их в плен и передали на казнь императорским палачам, отрубившим им головы одним ударом. Это стало уроком для Китая: ему предстояло пройти между Сциллой старого и Харибдой нового времени.
Портрет другого народа
Прекрасные путевые заметки о Китае, написанные западными путешественниками в XIX и начале XX века, сыграли ключевую роль в ознакомлении Запада с китайским народом и его обычаями. В результате сложился собирательный «портрет», в котором смешались несколько клише, отпечатавшихся со временем в западном коллективном сознании как «типичное представление» о китайцах.
Ни один народ в мире не удостаивался такого пристального внимания, комментариев, изучения и