сзади, особенно не скрываясь. Нет. Она определенно прекрасна. Это даже не обсуждается.
Десяток моих знакомых сказали бы: «Я б вдул». Но я знаю, что есть другие формы контакта близости, и скажу кратко: «Я восхищен». Букв больше, но смысл более емкий и не пошло-приземленный.
Решительным шагом, чувствуя, как в спокойном состоянии ко мне возвращаются силы и как сердце, усиленно качающее кровь по артериям и венам, заливает меня энергией, я направился в бар и потребовал ром-кола твайс. Первый выпил полностью и до дна прямо на месте. Второй взял с собой и отправился за наш стол. Куда ушла девушка в белом, не заметил.
Из состояния душевной нирваны меня выводит хлесткий удар по спине.
– Круто ты зажег! Прям ваще агонь!
– Агонь от слова агония? – вежливо интересуюсь я у Лехи, потревожившего мой отдых.
– Че?
– Забей, – делаю новый глоток и закуриваю его сигаретой.
Скоро подваливает и вся остальная копания. Маша что-то весело щебечет, Галя с блеском в глазах, угрюмый последние часы Витек повеселел, Кирюша гнусаво уплетается за Машей. Таня бросила пару заинтересованных взглядов. Но мне все эти перемены не интересны.
Алена:
– Ну ничёсе ты танцевать! – и хлопает меня по плечу. Но не по-мужски, а по-женски, мягче. Вообще не знаю, откуда эта фигня хлопать так, чтобы дух вышибало, но я ее поддерживаю, и все ее поддерживают.
В поле зрения на выходе с танцпола появляется Олеся. Мельком взгляд на нее и курим дальше, с молчаливой улыбкой наслаждаемся лаврами.
Новый виток развития рома в моей голове после нового похода до бара.
Сложно описать свое текущее состояние. С одной стороны я очень устал, с другой – хапнул энергии от зрителей, и это подпитывает не физически, но психологически. С третьей – в голове приятно пусто. С четвертой – ищу глазами среди других столиков свою недавнюю партнершу. С пятой думаю, какой же я мудак. Сначала пускал слюни по Ире, потом волочился за Олесей, затем впечатлился Аленой, а теперь думаю только о девушке в белом. Что со мной не так?
Вообще, идеальное завершение этой маленькой истории было бы таким, что мы больше никогда не увиделись с ней и оставили друг другу о себе приятные впечатления, так и не узнав имен, не услышав голоса, позволив дофантазировать все интересующие и недостающие детали в соответствии с нашими вкусами и представлениями. Начни мы общаться – по-любому что-то пойдет не так. Она окажется не такой, какой я себе представил, по характеру. И я окажусь не тем. И прекрасное воспоминание, которое хоть сейчас сохраняй на негатив и клади на полку с пленкой, запечатлевающей важные моменты жизни, окажется безнадежно засвечено суровым светом реальности.
Но ведь так хочется подойти к ней и сказать: «Привет». И еще хочется залезть в ее голову и посмотреть, что она думает обо мне. Мучают ли ее те же самые сомнения или я ей не интересен. Или… Черт, Макс, что с тобой не так?! Выкинь из головы это все, и пойдем дальше танцевать!
– Пойдем дальше танцевать? – возвращает меня в реальность голос Алены, доносящийся прямо возле моего уха. Она как-то чересчур приблизилась ко мне, так, что я слышу ее дыхание. – Ты опять отключился? Как тебя включать, расскажи?
– Опять? – промаргиваюсь я и поворачиваюсь к ней. Наши лица очень близко, на расстоянии считанных сантиметров. Она смотрит на меня, я смотрю на нее. В фильмах так смотрят друг на друга герои, перед тем как поцеловаться. Но я еще «не тут», да и по озорному блеску в глазах понимаю, что это игра. Кто раньше «моргнет». Моргну я – она тут же отстранится. «Моргнет» она – отстранюсь я. Какая-то искра между нами все же есть. Ох уж этот южный воздух и этот индийский ром, взращенный под его покровом.
– Да, опять. Ты отключился в ресторане, отключился и теперь. Что с тобой происходит? – Алена и не думает отдаляться ни на йоту. Она играет. Кажется, ее забавляет происходящее. А может… нет, этого она и добивается, чтобы выставить меня дурачком. Отворачиваюсь, чтобы осуществить залповый заброс рома с колой. Алена приближается еще чуть ближе – хотя куда уж, – кладет руку мне на плечо, слегка водя кончиками пальцев по шее и волосам.
– А где остальные? – спрашиваю я, не повернувшись.
– Вернулись на танцпол.
– А ты?
– Пытаюсь тебя соблазнить… потанцевать…
– У тебя неплохо получается, детка, меня соблазнить… потанцевать, но я и так туда собираюсь, только лишь расправлюсь с новой порцией рома и сигаретой и догоню вас. А ты иди, со мной будет сейчас скучно.
– Ну, что ж поделать, я лучше подожду тебя тут. А то вдруг заблудишься…
Я резко поворачиваю голову к ней, чувствую ее дыхание, смотрю в ее глаза практически в упор. Наши губы на расстоянии нескольких сантиметров. Это похоже на опасный проход океанского лайнера через панамский пролив. Она приближается еще чуть-чуть, самую толику, которую заметно лишь мне, потому что я ближе всех.
– А как же скука? Со мной будет не интересно сейчас.
– Жизнь – это гармония со скукой, дорогой… – отвечает она, и я чувствую эти многоточия в конце, но также слышу слово «дорогой». И слыша его, точно убеждаюсь в том, что все происходящее игра «на грани фола». Я играю первый раз, но мне нравится. Проходят долгие секунды. Она слегка улыбается, но я аккуратно отодвигаюсь, поворачиваюсь, иду в сторону бара, чувствуя ее весело-насмешливый взгляд лопатками и пятой точкой. Вернувшись с выпивкой, я не становлюсь рядом, а занимаю место напротив и, глядя чуть в сторону, медленными глотками употребляю в себя содержимое стакана. Потом степенно достаю из смятой пачки сигарету, стучу ею по кончику стола, чиркаю зиппой, затягиваюсь.
Так мы и простояли: я с выпивкой и сигаретой, она с улыбкой, тронувшей едва-едва уголки губ и веселыми чертиками в глазах.
Наконец, сигарета докурена, ром выпит. «Пошли?»
– Пойдем, – кивает головой Алена, и мы уходим на танцпол. Поворачиваясь и оглядывая зал, я замечаю две пары глаз, неотступно следящих за нами.
Мы быстро нашли своих, они были почти в полном составе, только без Витька. Мы танцуем, я отжигаю, но уже без фанатизма, чувствуя, как алкоголь пьянит все сильнее и сильнее, пробуждая в голове любовь ко всему миру.
– Как же это прекрасно, – думаю я про себя.
– Вот бы зафиксировать это состояние навсегда, – отвечаю сам себе.
– Ты же знаешь, что это невозможно.
– Но может, есть способ? Ты же не пробовал! Может, есть какие-нибудь медитации, духовные практики…
– Ага, запой называются.
И смеюсь сам над своей шуткой, вскидывая руки в порыве танца и радости вверх.
Постепенно наш кружок пополняется другими странниками танцпола, мы медленно дрейфуем по площадке. Двигаюсь я уже сдержаннее, более лаконично и четко, экономя энергию, и больше разглядываю происходящее вокруг.
Вон какой-то чудик, нелепо размахивая руками и ногами, пытается изображать танец мельницы, вон три подружки-стесняшки аккуратно исполняют «два притопа, три прихлопа». А там девушка, в коротком мини и обтягивающем топике, трется задницей о какого-то парня, у которого уже слюни до пола свисают.
Гаврюша вылазит в центр и пытается вытянуть за собой Машу, но та смущенно смеясь, упирается. Гаврюша старается показать себе раскрепощенным танцором экстра-класса, но выходит, откровенно говоря, скверно.
Время от времени цепляю взгляд Алены, который то скользит по толпе, то фокусируется на мне. Заряжает пулеметная очередь стробоскопов, в чьем мистическом свете вижу, что она все так же чуть улыбается.
Мы дрейфуем, приближаясь к центру танцпола, туда, где расположен большой стол. Но тут зов природы вынуждает меня покинуть всех.
Перед выходом из уборной я смотрю на свои сумасшедше-чумовые глаза, широко распахнутые, при нынешнем освещении кажущиеся почти черными, с расширенными зрачками, я плещу себе в лицо водой, подмигиваю своему отражению и говорю: «Никто тебя не любит, никому ты не нужен, все считают тебя идиотом. Улыбнись, ничтожное ты чмо! Ы-ы-ы-ы-ы-ы!»
И, ободренный таким пожеланием от самого себя, отправляюсь на танцпол. Переход от тишины к музыке не так цепляет слух: может, уже привычка, а может, алкоголь притупляет реакцию. Я все
