все рядовые сотрудники. Более того, никому из них в голову бы не пришло злоупотребить своей властью, чтобы получить какие-нибудь материальные блага. А в памяти Микулина еще были свежи воспоминания о царских чиновниках и о Лебеденко. Если учесть, что папа воспитывал его самого как бессребреника, то очень скоро Микулин пришел к выводу, что большевики — это самые честные люди на свете, и только они и способны спасти Россию.
В то время круг обязанностей новорожденного ЦАГИ и, следовательно, Жуковского все более и более расширялся.
На базе ЦАГИ был создан КОМПАС — комиссия по постройке аэросаней. Дело в том, что Реввоенсовет республики отметил успех применения пулеметных тачанок на фронтах гражданской войны. Летом тачанки были незаменимы. Это стало очевидным. А вот зимой… Пулеметы можно было поставить на сани, но все равно мчаться такие сани по снежной целине не могли. В лучшем случае, по дорогам. И вот тогда-то вспомнили об аэросанях, на которых можно поставить пулеметы. И естественно, что именно Жуковский, которому пошел восьмой десяток, организует КОМПАС.
Председателем коллегии КОМПАСа был назначен профессор Николай Романович Бриллинг. А членами коллегии Евгений Алексеевич Чудаков, впоследствии вице-президент АН СССР и основоположник автомобилестроения, и, разумеется, Архангельский, Стечкин и Микулин. Среди других членов коллегии выделялся Володя Архангельский, младший брат Александра, отличавшийся сразу тремя редкими талантами. Во-первых, он был превосходный инженер, выпускник МВТУ, во-вторых, одновременно с МВТУ окончил Московскую консерваторию по классу рояля, в-третьих, он обладал редкостным талантом организатора, что особенно ярко проявилось на первых шагах создания ЦАГИ.
Под КОМПАС отвели конюшни ресторана «Яр». Раньше это был ресторан, знаменитый своим цыганским хором и тройками, на которых катались загулявшие купцы. Причем тройки «значились» в меню. И поэтому прямо при «Яре» была большая конюшня.
Само собой разумеется, что зимой девятнадцатого года «Яр» был закрыт. Его завсегдатаи или бежали за границу, или дрались у Деникина и Колчака. А в конюшнях разместился КОМПАС.
Надо было где-то доставать двигатели, ремонтировать их, изготавливать воздушные винты и, наконец, корпуса саней и сами лыжи. По существу, КОМПАС состоял из инженерной группы и мастерских, где должны были выпускать аэросани. Инженеров и ученых в коллегии было достаточно, а вот производственников, могущих возглавить мастерские, знакомых с технологией, не хватало.
Первый месяц Микулин был лишь членом коллегии, продолжая работать в автосекции, тем более что коллегия собиралась по вечерам.
Но время шло, а саней не было. Требовался заведующий производством. И тогда Александр Архангельский на заседании коллегии предложил кандидатуру Микулина. Бриллинг его поддержал, и Микулин неожиданно для себя оказался руководителем небольшого заводика, разместившегося в конюшнях.
Именно на этом посту Шура с благодарностью вспоминал о том воспитании, которое ему дал отец, особенно практику в Риге. Как все это пригодилось теперь!
Сани представляли собой каркас, обтянутый перкалью. И какова же была радость работников КОМПАСа, когда первая партия саней ушла в испытательный пробег.
В пробеге, в котором участвовали и Микулин, и Архангельский, очень быстро пристрастившиеся к новому виду транспорта, обнаружилась проблема: на холодном зимнем ветру моторы с водяным охлаждением очень быстро застывали. И чтобы запустить их, требовались неимоверные усилия. С криком: «Контакт!» — «Есть контакт!» — водители до седьмого пота крутили пропеллеры саней.
Поэтому Микулин, вернувшись, придумал специальный подогреватель. Это была труба, вставленная в другую трубу. Во внутреннюю Микулин насыпал березовые чурки, а во внешнюю налил воду и соединил ее краном с водяным радиатором мотора. Когда двигатель останавливался, водитель зажигал чурки во внутренней трубе, и она, точь-в-точь как самовар, грела воду во второй трубе. Потом открывали краник и горячая вода сифоном поступала в водяную рубашку блока, не давая ему остыть.
Вторую партию саней сделали уже из фанеры, как самолет. Сани получились более прочными. С ними у Микулина связаны незабываемые воспоминания…
Как-то поздно вечером, во время заседания коллегии КОМПАСа, зазвонил телефон на столе у Бриллинга. Николай Романович взял трубку, оборвав разговор на полуслове.
— КОМПАС слушает, — сказал он. — Откуда, откуда? — переспросил вдруг тонким голосом. — Из Чека?
Все мгновенно повернулись к нему.
— Самому товарищу Дзержинскому? — говорил Бриллинг в трубку. — К семи часам. Хорошо, будем.
Он положил трубку и повернулся к собравшимся.
— Звонили из Чека. Завтра к семи часам утра надо подать аэросани на Лубянку для поездки товарища Дзержинского.
— Куда? — спросил кто-то.
— Там скажут. Так кто же поведет сани?
Наступила тишина. Все молчали, понимая, какая ответственность ложится на их плечи.
— Кто у нас лучше всех водит сани, Александр Александрович Микулин?
— Конечно, Микулин, — зашумели все.
— Я? — Микулин встал. — Но один я отказываюсь ехать. Дайте мне человека в помощь.
— Пожалуйста. Кого? — Бриллинг вопросительно посмотрел на него.
— Архангельского. Поедешь?
— Ладно, — кивнул Архангельский. — Пойдем готовиться.
Сани готовили всю ночь. Проверяли мотор, заправили под горловину горючим бак, насыпали угля в «печку», чтобы мотор не остывал, прикрепили к борту саней запасной пропеллер.
К утру запустили мотор и стали выезжать из ворот. И в это мгновение случилась беда. Когда сани проезжали ворота, одна створка от ветра ударила по винту. Винт разлетелся на куски.
К счастью, установить запасной пропеллер было делом нескольких минут.
Микулин дал газ и, оглашая спящую улицу рокотом мотора, повел сани, выхватывая фарой узкий пучок света в ночной темноте.
Мелькнули Триумфальные ворота, Александровский вокзал и сани помчались по заснеженной Тверской. У Охотного ряда Микулин, сбросив газ, на вираже свернул и начал подниматься к Лубянской площади. У здания ВЧК они остановились. Какой-то человек подошел к ним и спросил, откуда они.
— Из КОМПАСа, в распоряжение председателя ВЧК товарища Дзержинского, — важно ответил Микулин.
Человек вернулся в здание. Начало светать. Минут через пять из подъезда вышел высокий человек в шинели, поверх которой был накинут тулуп с высоким воротником.
Дзержинский, — сразу узнал его Микулин. Дзержинский бросил острый взгляд на него и тоже узнал.
— Мы с вами, по-моему, уже виделись, товарищ? — спросил он.
— Виделись, товарищ Дзержинский, — улыбнулся Микулин. — Я задержал вашу машину, а потом чинил.
— Помню, — Дзержинский уселся на заднее сиденье и запахнул тулуп. Рядом с ним уселся другой человек. Лишь позже Микулин и Архангельский узнали, что это был Менжинский.
Чекист в черной потертой кожанке, сопровождавший Дзержинского, подошел к Микулину и Архангельскому.
— Вы подмосковные деревни хорошо знаете? — спросил он.
— Более или менее знаем, — ответили они.
— Так вот, ехать вам надо по направлению к Пушкино. В район лесоразработок. Когда доедете до леса, товарищ Дзержинский вам скажет, куда сворачивать.
Микулин дал газ, убрал тормоз, и сани тронулись с места. Они плавно шли по заснеженной мостовой, люди с изумлением смотрели
