памяти не изгладилось мирное время и мирная жизнь.
Июнь. Из дневника. «Люся работает в госпитале. Мы старались сделать все, чтобы помочь хоть немного маме. Люсета карточку целиком отдавала маме, мы вдвоем с ней питались на полагавшемся мне котловом питании. О последнем многого не скажешь. Одинокие девушки жаловались, что им не хватает еды».
Июнь. Огород, землю Морозовым дали на Малой Охте. Люсетта сажает капусту и уверена, что скоро будет собирать урожай. «Бедная девочка, они с мамой нарубили ботву от редиски, сварили из нее суп, говорят очень вкусно. Сажает редиску, свеклу в надежде собрать урожай. Хотя рядом копают окопы, что говорит о реальной угрозе огородам».
Ирина получила премию – овсяный кофе и килограмм сала.
В июле 1942 года Агриппина и Люсетта уехали в эвакуацию. Теперь в блокадном кольце только она и бабушка.
Из дневника Ирины. 3 августа. «Купила пол-литра молока за 250 г хлеба, это редчайшее удовольствие. Выпила сразу все утром. Как хочется еще! Паек 200 г масла и 25 конфет получила 1 августа вечером, а сегодня уже доела последние граммы. Скорее бы 10 августа, следующая выдача пайка».
5 августа. «Обед сегодня роскошный: щи из свекольной ботвы и зелени, а на второе кусочек мяса с картофельным пюре. О, как это замечательно после бесконечного пшена, овса и пшена…».
А вот еще один день. Утром Ирине как назло так хотелось есть, что она уничтожила все 700 г хлеба, ничего не оставив даже на обед. «У меня просто неприличный аппетит, я никак не могу «войти в норму», мне все время хочется есть. …Отчего я так хочу есть?»
Как-то Ирина зашла к своей тете Нюре Беллавиной, что жила на Литейном проспекте, дом 40. «Она все жалуется. Варит щи из свеклы, купила пару стаканов черники (как мне хочется ягод!), понемногу шьет, а заказчицы ей подбрасывают продукты…».
В некоторые дни Ирина обедала нарочно попозже, думала, что перебьет аппетит. Раз на обед дали пустые щи из листьев капусты и на второе попался кусок хряща с белыми макаронами, которые она даже не стала распробывать. После обеда она уничтожила тот кусочек хлеба, что сэкономила для бабушки за последние два дня…
19 сентября. «Я положительно не бываю сыта. … Люсенькина капуста разочаровала меня».
15 октября. «Обед гадкий: щи из воды и капусты (буквально), а на второе зеленая хряпа, вероятно, тоже из щей, горькая, ужас!»
У нее достает сил замечать (после смены) состояние природы, видеть небо, звезды. «Вышла на улицу. Воздух свежий, прохладный – это особенно ощутимо после бесконечно длинных часов, проведенных нами в операционной. Темно. Ярко на небе выделяются звезды. Выхожу на рампу. Как бесконечно дороги эти темные силуэты города!» Утром ушла спать на сено.
И вновь она зашла к тете Нюре. «Выглядит она неважно, говорит, что мучает бесконечный понос. Просит хоть немного хлеба. Я дала кусочек хлеба и кусочек селедки – сэкономила от ужина и обеда как-то уже давно. Даже сама удивляюсь, как я их сумела сберечь».
И опять ее взор обращен на природу. Сколько радости приносят простые земные вещи, которые не ценишь в мирное время! «Морозец легкий, мягкий пушистый снежок. Хорошо».
Январь 1943. «Ночью я часто оставалась добровольно дежурить в шоковой палате: люблю остаться одна – ведь сейчас это так редко бывает! Тихо, ночь. Сидишь, когда уже все назначения врачей выполнены, читаешь или пишешь письма, помечтаешь… И, кажется, забудешь всю суровость и холод обстановки …Но удары и грохот там за окном, передающиеся зданию так, что и в нашем подвале заметны его содрогания, содрогания почвы постоянно напоминают о ней.
Я восхищалась погодой, весенним ярким солнечным светом и возмущалась этим противоречием – истребительным действием орудий, техники, изобретенных человеком против человека же. Какое это зверство! Жить, мыслить, изобретать и…для чего? Чтобы искуснее убивать людей, чтобы уничтожить их больше и больше … да что там!».
Апрель 1943. В отношении питания и здоровья она замечает: теперь по сравнению с теми же днями прошлого года воскресла. «Аппетит у меня вполне здоровый: хлеба явно не хватает, съедаю весь в завтрак, изредка остается на обед и …никогда на ужин. Очень хочется хоть немного масла или жира, ведь целый год, как мы его не видим».
К бессонным дежурствам на отделении, операциям, политзанятиям, совещаниям, рисованию, шахматам прибавляется и необходимость бежать по тревоге на пост МПВО – на чердак. «Ночь мне опять дежурить на чердаке по тревоге. Даже трудно сейчас представить, что настанет день, когда всех этих эффектов не будет, когда над нами вновь станет мирное небо, небо, не внушающее опасений, небо, которым можно будет совершенно естественно и искренне любоваться. Сейчас так странно: ясное звездное небо с яркой красивой луной внушает отнюдь не чувство восторга и желания любоваться им, а наоборот – народ спешит укрыться в убежище и добровольно желает темных, мглистых вечеров».
Май. Весна в разгаре. От взгляда художника не ускользает преображение в природе. «Эти деревья, покрывающиеся на глазах зеленым одеянием, говорят об упорстве жизни, о ее величии. Если доживу вновь, то никогда ни я, ни другие люди не будут равнодушны ко многому замечательному из окружающей нас жизни, что раньше не замечалось нами, не ценилось. О, многому, очень многому должна всех научить война!»
Опять пост на чердаке! «Чудесное солнечное утро. Голубое небо. Яркие солнечные лучи исключительно приятны. Воздух кажется особенно ароматным и необычно свежим. Даже как будто бы пахнет черемухой! Совсем как в мирное довоенное время щебечут птички».
22 мая 1943 года. Ее день рождения. Ирине исполнилось 24 года. «В 23 часа мы сели за «чашку чая», нас было всего лишь четверо (Сима и Валя Ляпер, Над. Вас. и я). Угощение было очень скромным, хотя и необычным в наше тяжелое время в наших условиях. Хлеб с колбасой (случайно купленной у санитара), испеченные мною блины, которые даже «пахнут яйцами» (так определили Валя Ляпер и Сима Смирнова вопреки ворчанию Н.В. о том, что я вложила в муку много соды). Конфетки! Сахарный песок, какао! Вот как шикарно!!».
В свободные минуты, отданные свежему воздуху, природе, виду города и зелени удается кое-что заметить из быта госпиталя. «…идут работники кухни на территорию, огороженную колючей проволокой – за капустой. Белые большие кочны выглядывают из широких зеленых листьев, а дальше желтоватая зелень огурцов, мохнатые метелки моркови! Шура не вытерпела и вслух высказала желание погрызть морковь, огурец или даже капусту. Наступит снова время, мирные, чудесные дни, когда все это будет доступно…».
Сентябрь. Голод и бешенный
