старый медперсонал распущен, вместо него набран новый, – Виктор жёстко отчеканил слова. Я понял, что затронул не ту тему. Но всё-таки, несмотря на его жёсткость, позволил себе удивиться: что за нужда была в этом, ведь Виктория Сергеевна с первого дня моего беспамятства знает о нём.
– Поверь, это правильно, – только и ответил на моё недоумение Виктор, смягчив свой тон.
– Но Света ведь потом вернётся? – задал я важный для себя вопрос. Впрочем, пусть только попробует её не вернуть. Тут уже я вмешаюсь.
– Это твоё личное дело, – коротко ответил Виктор.
Когда все разъехались и в доме, не считая охраны, персонала и меня никого не осталось, я решил принять ванну. Проходя через спальню, я увидел на прикроватной тумбочке деревянную фигурку медведя, которую забрал у Анны Андреевны накануне. Вероятно, горничная, когда забирала в стирку мои вещи, обнаружила её в кармане ветровки, в которой я был в тот вечер.
Я взял фигурку в руки, присел на край кровати. Задумался. Впереди встреча с детьми. Как она пройдёт? Завтра на похоронах я увижу англичан, сегодня же они остановятся в гостинице. Виктор и Лена решили, что так будет лучше. Крис едет не один, ещё семь человек делегации, не считая охранников и секретарей, сопровождают его. Конечно, Крис сначала напрягся, когда узнал, что в моём дворце ему с дочерью жить не придётся, но когда узнал, что для них снят президентский номер в одном из лучших отелей в центре Москвы, успокоился. Лена объяснила ему нашу негостеприимность моим болезненным состоянием и наличием медицинского персонала в доме.
Пока я прокручивал в голове всё, что знаю о детях, в надежде, что хоть что-то ёкнет, отзовётся, подскажет мне, как вести себя с ними, чтобы это было не по указке Виктора и Лены, а по моим собственным чувствам, фигурка медведя оставалась в моих руках. Руки машинально то ли крутили её, то ли ощупывали. Они, как будто знали, что делают. В какой-то момент одна рука нажала в одном месте, а другая потянула в другом, и медведь распался. Его нутро обнажило небольшую выемку, в которой что-то лежало. Медведь оказался шпионским тайником. Ай да папа! Хорошую игрушку подарил маме!
В тайнике лежала небольшая карта памяти. Я уже знал, что это такое. Премьер, большой любитель электроники, во время своих визитов дарил мне то фотоаппарат последней модели, то защищённый мобильный телефон, то часы, которые одновременно можно использовать и как плеер, и как скрытую камеру. И все наши разговоры в основном сводились не к политике и финансам, а именно к технологиям и способам защиты от них. Очень увлечённый человек, да и я, по-видимому, тоже раньше был под стать ему. Мне эти разговоры нравились.
Впрочем, я понял, что я совсем и не гуманитарий. Может быть, и был им до потери памяти. Но не теперь. Мне легко давалась экономическая наука. И, как выяснилось, ядерная физика тоже. Сегодня утром до прихода Андрея и Виктора я прочитал около ста страниц из книги Дмитрия и всё понял. В какой-то степени меня это удивило, но потом я решил, что, возможно, Дмитрий делился с братом, то есть со мной, своими открытиями. Впрочем, ядерная физика оказалась не только понятной мне, я заинтересовался ею. А потому с нетерпением ждал вечера, на которое запланировал продолжить чтение.
Интуиция подсказала мне, что карту памяти нужно достать как можно незаметнее, ведь в спальне тоже может быть видеонаблюдение. Зажав её в руке, я собрал медведя. Надо же! Ни за что не догадаешься, что это тайник! На вид – никаких прерванных поверхностей.
Ванну лучше отменить. Я вышел в свою гостиную, нашёл недавно подаренный фотоаппарат и отправился на прогулку к реке. За мной, как обычно, на небольшом расстоянии увязались телохранители: Джон и Сергей. После отъезда Светы было решено, что доктор не должен больше присматривать за мной денно и нощно, достаточно двух осмотров в день. В случае необходимости я могу его всегда позвать, ведь он теперь будет жить в том самом коттедже, в котором месяц жила Света.
Как будто прогуливаясь по парку в направлении реки, я пощёлкал красивые пейзажи, всем своим видом показывая наблюдающим за мной камерам и секьюрити, что отдыхаю и фотографирую при этом. Когда я спустился к реке, то устроился на берегу подальше от деревьев и кустов, где могли быть глаза и уши, так, чтобы Сергей и Джон хорошо меня видели, и им не было надобности подходить ближе. Мой расчёт оправдался. Они устроились на скамеечке неподалёку, но достаточно далеко, чтобы я смог посмотреть, что за файлы оставила для меня Анна Андреевна. Я не сомневался, что на крохотной карте памяти я найду послание от неё.
Я мог не бояться того, что наблюдающие за мной телохранители могут что-то услышать. Шум раскачивающихся на ветру деревьев надёжно защищал меня.
Я достал из кармана карту памяти, которую незаметно сунул туда, когда одевал толстовку (был прохладный ветреный день), вставил её в фотоаппарат и обнаружил два видеофайла. Первый файл представлял собой запись моего обращения к брату Дмитрию.
– Дмитрий, раз ты нашёл эту карту памяти, как мы с тобой и договаривались, в мамином тайнике, значит, со мной что-то случилось. Возможно, меня уже нет в живых. Я хочу, чтобы ты знал, что произошло. Я обложен со всех сторон. Вчера прилетел из Лондона, лучше бы я туда не ездил. Ты знаешь, наши с Леной отношения напряжены уже много лет, и не потому, что мы разлюбили друг друга. Любовь прошла, когда разошлись наши жизненные позиции, когда мы поняли, что у нас разные идеалы. Лена всегда мечтала о жизни в Англии, ещё со школы, ведь она, собственно, всё своё детство провела по заграницам. Всё советское ей было противно всегда. Она никогда не хотела оставаться в России. У нас же с тобой такой ненависти к стране, которая является для нас Родиной, не было никогда. Так нас воспитали родители. Да и как иначе отец мог выполнять свой долг, если бы не держался за понятия Родины, службы, чести? И хотя материальные блага не могут не нравиться, мы с тобой знаем, что не они – главное в этой жизни. Есть кое-что ещё. Есть стержень, который должен иметь каждый и который его спасёт в самый сложный момент жизни. Дмитрий, мой стержень хрустнул. Я всегда считал, что Россия, пусть и потрёпанная, покуцанная, всё равно остаётся великой и рано или поздно восстановит своё величие, я же ей в
