но цифр над головой девчонки не увидел, так что ничего не написал.
В тот период я редко открывал твиттер, могло статься, что к тому времени, как я открыл переписку, она уже попросту умерла и цифры исчезли.
– Да я не в обиду. В конце концов, я сама ее не спасла. Она умерла у меня на глазах.
– Несчастный случай? – невольно спросил я, разбивая тяжелую тишину.
Подул ветер и зашелестел ивовой листвой.
– Самоубийство.
– Ясно…
Все-таки зря спросил. Хотелось переключиться на какую-нибудь другую тему, но я никак не находил благовидного предлога.
– Я не заметила, что над Мадокой издевались. Я вижу, что над человеком нависает смерть, но все самое главное от моих глаз ускользает.
Я бросил на нее невольный взгляд. Куросэ плакала. Я решил сделать вид, что из-за темноты не заметил.
– Она сказала: «Я тебе сначала не поверила. Как оказалось, зря» – и потом… – Куросэ всхлипнула.
– Ясно…
– Больше не хочу смотреть, как умирают мои друзья. Так что я обязательно спасу вас с Кадзуей. И менеджера, разумеется. – Тут она опомнилась, вновь подняла бинокль к глазам и пробормотала, что все как обычно.
– Меня можешь не спасать, я для себя все решил.
Я не стал уточнять: она и так поняла.
– Почему? Разве может человек, который знает, когда умрет, не искать другой выход? Я бы на твоем месте запаниковала.
– Может, как видишь. По-моему, я уже говорил, что не собираюсь вмешиваться в естественный ход вещей. И как-то больно жирно спасать себя одного. Страшно-то оно страшно, но такова судьба, и с ней приходится мириться.
Я слишком много смертей допустил, чтобы теперь пытаться избежать своей. Значит, я ее приму.
– Но…
– Забей. Хватит об этом. – Я спрятался под пледом и оборвал разговор.
Еще где-то час мы молча следили за Кимурой. Хотя правильнее сказать, что следила Куросэ, потому что бинокль забрала она, а я читал книжку с телефона. Купил в электронной библиотеке ужастик, чтобы не уснуть, но даже страх не мог перебороть сонливость. Так что я только скользил глазами по буквам, отчаянно сражаясь со сном.
И все же веки тяжелели. Куросэ, по-моему, включила какую-то музыку, потому что теперь она сидела в наушниках. Да еще и кивала в такт. Тут-то я и отключился.
Проснулся от шума мотоцикла. Светало, и, хотя солнце еще не взошло, чувствовалось, что на востоке занимается новый день.
Я поежился от холода, завернулся поплотнее в сползший плед. Куросэ так бахвалилась, что будет до утра следить за менеджером, но в реальности и она натянула капюшон толстовки на глаза, обняла колени и уснула.
Бинокль чуть не выпадал из ее рук, так что я забрал его и направил на комбини. Убедился, что Кимура все так же ходит по залу, и у меня отлегло от сердца.
Часы на мобильном показывали двадцать минут шестого, и до конца смены оставалось еще больше трех часов. Но скоро люди начнут выходить из домов, и не хотелось бы, чтобы меня застукали спящим на лавочке.
А еще у меня каждую мышцу ломило от сна в непривычной позе. Я ни капли не отдохнул, а голова наливалась свинцом. Похоже, мои силы иссякали.
– Куросэ. Куросэ, ау! – Я затормошил приятельницу, она проснулась и тут же выпрямилась. Ненадолго, впрочем: почти сразу снова обхватила колени и повалилась на бок. Видимо, по утрам мозг у нее не работал: сколько я ни звал, она больше не просыпалась.
С меня же слетели последние остатки сна, поэтому я укрыл подругу своим пледом и ушел к магазину.
– Доброе утро!
– Ого! Мотидзуки-кун, что такое? Ты чего так рано? – При виде меня у Кимуры округлились глаза, и он застыл посреди зала. Судя по всему, как раз раскладывал сдобу.
– Утренняя прогулка. А то в последнее время совсем не занимаюсь спортом, – не моргнув глазом вывернулся я.
– Ну и замечательно! – рассмеялся начальник. Колеблющийся ноль над его головой так и бросался в глаза. – Мотидзуки-кун, ты как, хорошо себя чувствуешь? У тебя сегодня смена, да?
– Да, мне уже намного лучше. Буду работать.
– Ну и прекрасно. А Танака-сан пока болеет, так что я за нее.
– Хорошо…
Я наведался в уборную, купил горячего чая и какао, вернулся в парк. Какая-то бабушка, выгуливавшая собаку, с явным недоумением на лице взирала на спящую на лавочке Куросэ. Видимо, решила, что та сбежала из дому.
– Куросэ, вставай давай, а то хуже будет. – Я сунул ей под нос какао. Девушка медленно села, огляделась по сторонам и поежилась. – Холодно, так что я тебе вот, принес.
– Спасибо, – просипела она и потянула язычок[19]. Осторожно отпила и вздохнула. И вдруг вспомнила: – А как Кимура-сан?
Не дожидаясь ответа, Куросэ схватила бинокль и посмотрела в сторону магазина.
– Уф, ну хорошо… – Ей заметно полегчало.
Вообще-то кризис еще не миновал, но я представляю, как бы ее подкосило, если бы менеджер умер, пока она спала.
От облегчения ее оставили силы, и Куросэ откинулась на спинку лавочки.
– Напомни, какой дальше план? – спро-сил я.
– Проследить, чтобы он благополучно вернулся домой, и на этом все. Тебе на смену, так что вечером я сама за ним прослежу, не переживай. Но сейчас меня куда больше волнует вопрос туалета. – Она отдала пледы мне и вприпрыжку бросилась к магазину.
Несколько минут спустя принесла мне – видимо, в благодарность за напиток – дынную булочку[20].
– Спасибо.
Я надкусил свою булочку, Куросэ – свою, кремовую, и слежка продолжилась.
– Мне пора, – сообщила девушка, когда дело шло к девяти. С этими словами она запихнула в здоровенный рюкзак два пледа, вскочила на припаркованный неподалеку велосипед и уехала.
Поскольку менеджер ехал домой на байке, она собиралась ловить его на полпути. Мы не знали, что случится и где, но она не собиралась ни на миг спускать с него глаз.
Минут пятнадцать спустя Кимура вышел из магазина. Я написал сообщнице и проследовал за ним.
Впрочем, тут и говорить нечего: на велике за байком не угонишься, так что он почти сразу скрылся из виду. Я тем не менее продолжил путь до адреса, который мне заранее скинула Куросэ.
Там-то мы с ней и пересеклись. Она глядела в упор на закрывшуюся за спиной моего начальника дверь, так и не спешившись с велосипеда.
– И как он? – спросил я, останавливаясь по соседству.
– Вернулся без происшествий. Мы сделали все, что могли.
Я вздохнул с облегчением. Но радоваться пока рано: еще непонятно, спасли мы его или нет. Мы с Куросэ попрощались, и я поторопился домой.
Проснулся я в своей постели
