использовали не только женщины, но и мужчины, была маскировка оспенных рубцов. Ежегодно в Европе заболевало оспой более 80 миллионов человек (57 %), из них умирал каждый шестой.
Образ жизни, который вел император-подросток, полностью разрушил его здоровье. На фоне сильной простуды и ослабленного иммунитета оспа развивалась стремительно, и уже через неделю стало очевидно, что надежды на выздоровление нет. Долгоруковы были в отчаянии: все их планы рушились.
И пока император умирал в Лефортовском дворце, уже украшенном для свадьбы, его друзья Долгоруковы заседали по соседству, судорожно придумывая, как им удержать власть. Решено было подсунуть императору на подпись завещание, по которому престол передавался… государыне-невесте, великой княжне Екатерине Долгоруковой. Но подписать завещание император не успел. 18 января, прямо накануне своей свадьбы, он вдруг пришел в сознание, сказал: «Запрягайте сани, хочу к сестре!» – и началась агония. В ночь на 19 января Пётр II умер.
Верховный тайный совет – восемь вельмож, которые решали важнейшие государственные вопросы, – с возмущением отверг аферу Долгоруковых. На русском престоле должны быть Романовы, и, если мужская линия закончилась, стало быть, надо обратиться к женской.
В линию престолонаследия входили: две дочери Петра I – Анна Петровна и Елизавета Петровна, а также три дочери Ивана V, рано умершего брата и соправителя Петра, – Екатерина Иоанновна, Анна Иоанновна, Прасковья Иоанновна. Анна Петровна вышла замуж за герцога Голштинского, в 1728 году родила мальчика Карла Петера Ульриха и умерла через несколько дней после родов. Екатерина Иоанновна была замужем за герцогом Мекленбургским, имела 12-летнюю дочь Елизавету Катарину Кристину. Анна Иоанновна была вдовой Курляндского герцога, детей не имела. Прасковья Иоанновна состояла в браке с генералом Дмитриевым-Мамоновым.
Верховники ночь напролет решали, кому из дам отдать предпочтение. К шести утра выбрали Анну, герцогиню Курляндскую. Ей было 37, она вдовела уже очень давно, жила в захудалой Митаве чуть ли не впроголодь. Сторонников в Москве не имела. Особым властолюбием и умом не отличалась. Почему бы не сделать из нее декоративную императрицу? А чтобы не вышло никакой неожиданности, верховники составили список условий – «Кондиции», которые Анна должна была подписать еще до вступления на престол.
Согласно «Кондициям», императрица не имела права объявлять войну, заключать мир, вводить новые налоги, расходовать государственную казну, производить в чины выше полковника, жаловать вотчины, подписывать смертные приговоры дворянам, а также вступать в брак и назначать наследника престола. Все это мог делать только Верховный тайный совет, а императрице оставалось распоряжаться лишь карманными деньгами и командовать только дворцовой охраной.
Утром 19 января 1730 года народу объявили о смерти императора Петра II. В это же время из Москвы в Митаву отправилась делегация. Через девять дней Анна Иоанновна поставила свою подпись под текстом «Кондиций». С этого момента в России менялся общественный строй: вместо самодержавия – олигархия.
Анна Иоанновна
Анна прибыла в Москву. Ее встретила гвардия – преображенцы. Анна тут же объявила себя шефом Преображенского полка, дала аудиенцию офицерам… И узнала много нового и интересного. Оказывается, в Москве все были весьма возмущены «Кондициями»: никого не устраивал переход власти в руки нескольких аристократов. Возникла дворянская оппозиция Верховному тайному совету, к которой примкнула гвардия…
Еще недавно забытая всеми герцогиня захолустной Курляндии, теперь без пяти минут российская императрица, Анна Иоанновна почувствовала свою силу. И, собрав в аудиенц-зале гвардию и всех «верховников», торжественно разорвала поднесенные ей «Кондиции».
Через неделю был упразднен Верховный тайный совет. Еще через месяц отец и сын Долгоруковы отправились в ссылку в сибирский Берёзов, где годом раньше умер их заклятый враг Меншиков. Но в самую первую очередь – на следующий день после воцарения – императрица затребовала из казны драгоценности, конфискованные у семьи Меншикова, и отобрала себе из них украшений на 23 тысячи рублей (138 миллионов рублей в современном эквиваленте). Вызвала к себе молодого, подающего большие надежды архитектора из обрусевших итальянцев Бартоломео Растрелли и поручила ему строить два новых дворца: зимний деревянный в Кремле и летний каменный на Яузе. Надо было обустраиваться на новом месте.
Следом за Анной Иоанновной в Москву прибыл ее камергер Эрнст Бирон. Курляндский дворянин Бирон был фаворитом Анны, она жила с ним как с мужем, совершенно не смущаясь тем обстоятельством, что Бирон женат и у него трое детей. Младший сын, Карл Эрнст, по всей вероятности, был рожден самой Анной, поэтому она и взяла мальчика с собой в Москву. Чуть позже приехала законная жена Бирона со старшими сыновьями. Все вместе они составляли странную, но дружную семью новой российской императрицы.
Распорядок дня Анны Иоанновны: около 8 часов утра она пила утренний кофе, с 9 до 10 часов работала – принимала министров, подписывала указы. Затем в манеже с Бироном занималась верховой ездой. Около полудня обедала вместе с Бироном, его женой и детьми. Послеобеденный сон занимал около часа, все остальное время посвящалось развлечениям.
Анна Иоанновна часами глазела в окно, или играла в карты с придворными, или просто слонялась по дворцовым комнатам. Возле каждого окна во дворце было приготовлено заряженное ружье, чтобы императрица могла в любой момент выстрелить в пролетающую мимо ворону.
Анна хорошо стреляла по движущимся мишеням. Любила охоту в технике «парфорс-ягд»: с комфортом и без риска отстреливала заранее загнанных животных в огромных количествах. Так, в 1740 году газета «Санкт-Петербургские ведомости» сообщала:
«С 10 июля по 26 августа ее величество, для особливого своего удовольствия… застрелить изволила: 9 оленей, 16 диких коз, 4 кабана, 1 волка, 374 зайца, 68 диких уток и 16 больших морских птиц».
В это же время, согласно общей европейской моде, при русском дворе начали ставить итальянские музыкальные спектакли, возникла первая в России балетная школа. Императрица любила театр. Но еще больше она любила наблюдать за драками шутов и карликов.
Шуты при русском дворе известны по крайней мере со времен Ивана Грозного. У Алексея Михайловича был умный и язвительный шут-горбун Валтазар, прекрасный шахматист. Шутами Петра I считались бывший прапорщик Преображенского полка Иван Балакирев, своими остротами доносивший до царя серьезные мысли, и ученый еврей-выкрест Ян д’Акоста, который вел с царем богословские споры. Но никогда институт придворных шутов не достигал такого размаха, как при Анне Иоанновне. Ее шутами были, помимо Балакирева и д’Акосты, музыкант-итальянец Пьетро Педрилло, а также разжалованные в шуты аристократы – князь Никита Волконский, граф Алексей Апраксин, князь Михаил Голицын.
Князь Михаил Голицын провинился тем, что женился на итальянке и перешел в католицизм. Решением императрицы брак был расторгнут, итальянку выслали из столицы, а князя Михаила назначили шутом с почетным заданием разносить гостям императрицы квас и новым прозванием – Квасник.
Любимым развлечением государыни было выстроить всех шутов вдоль стенки,
