всей роты. Выглядело это так. На входе в канцелярию и спальные помещения на втором этаже он ставил тумбочку, брал простыни, машинку для стрижки, ножницы, расчески. Место было стратегически выгодное – никто не мог прошмыгнуть, не приведя прическу в порядок. Это касалось и офицеров, и прапорщиков, и сержантов, и солдат. Самое интересное, что все, включая командира роты, ему в этом вопросе безропотно подчинялись.
Вскоре после приезда офицера в роте появилась художественная самодеятельность. Из музыкальных инструментов были только гитара и аккордеон. Но лейтенанту этого оказалось достаточно. Кроме того, он создал уникальный ансамбль из воинов, призвавшихся из Средней Азии. Они играли на трубах из нержавеющей стали, использовавшимися в качестве карнизов. Причем играли не хуже, чем на настоящих карнаях – старинных узбекских музыкальных инструментах. Слух об этом ансамбле разошелся очень широко.
Однофамилец почившего генсека знал нескончаемое множество анекдотов, которые у него были на все случаи жизни, даже на элементарные приветствия «Здравствуй», «Здравия желаю», «Привет». Услышав эти слова, он отвечал и тут же добавлял: «Кстати, анекдот по этому поводу». Что интересно, анекдоты практически не повторялись. Многие воины перед «дембелем» заводили специальные блокноты и записывали эти кладези, чтобы дома потом «шикануть».
Любимой деятельностью лейтенанта было стимулирование подчиненных на высокие результаты. Он никогда не забывал отмечать их усердие и старание, рост результатов. Но вершиной этой работы стал кем-то привезенный из-за границы индикатор температуры тела в форме небольшого прямоугольника размером в спичечный коробок. При нормальной температуре тела там высвечивалась латинская буква «N». Так вот, он сумел всех убедить, что эта буква высвечивается у тех, кто еще не созрел, как настоящий воин, и она означает «Не подходит» для несения службы в карауле, выполнения каких-то других важных задач. Поэтому, пока высвечивается «N», дальше уборки территории с метлой и туалета ходу нет. Следовательно, надо стараться, готовиться, заниматься. Что самое интересное, все в это верили. Индикатор мобилизовывал лучше любых собраний и политзанятий. Солдаты старались и приходили к офицеру с просьбой еще раз проверить. Опальный офицер с самым серьезным видом прикладывал индикатор ко лбу, показывал высветившуюся букву «N» и говорил. Есть небольшое улучшение, но надо продолжать стараться. И вот, когда воин созревал для больших задач, лейтенант публично проводил «процедуру проверки». Естественно, злосчастная для многих буква не высвечивалась, а счастливый солдат приступал к боевой службе в караулах. Надо сказать, в конвое не ходить в караул было позором.
Об опальном лейтенанте можно долго рассказывать. Жалко карьеру. Многого мог бы достичь, если бы не ежегодные «показательные выступления» в ресторанах.
Кино и героизм украинского коммуниста
Каждую неделю в субботу и воскресенье солдатам были обязаны показывать кино. Какое угодно, как угодно, но подай бесплатный сеанс. Для этого в роте была кинобудка с аппаратом неизвестных возраста и конструкции. Аппарат сильно дребезжал, вибрировал, со стен и потолка сыпалась штукатурка, а от перепадов электрического напряжения каждые несколько минут сгорали лампы, периодически рвалась кинопленка.
Естественно в этих условиях я не мог позволить заказывать и брать в районном кинопрокате нормальные современные фильмы. Ибо за испорченную пленку пришлось бы выкладывать немалые деньги из своего кармана. Поэтому приходилось ограничиваться шедеврами прошлых лет, которые не шли в широком прокате: «Чапаев», «Ленин в Октябре», «Я шагаю по Москве», «Александр Невский» и так далее. Репертуара хватало не более чем на два-три месяца, а затем все снова. К каждому сеансу я брал в прокате до двадцати ламп для кинопроектора. Иногда столько ламп могло хватить до конца сеанса.
Само нахождение в кинобудке, исходя из описанного выше, являлось занятием довольно опасным. Слава богу, в те времена коммунисты всегда были впереди.
В роте служил солдат, призванный из Украины, – кандидат в члены партии с незаконченным высшим образованием. У него даже кличка среди сослуживцев была «Коммунист». Чтобы дать возможность заработать рекомендации для вступления в члены КПСС, ему было поручено приобщать воинов к важнейшему из искусств, коим, по мнению вождя мирового пролетариата, являлось кино.
Перед очередным сеансом он одевал стальную каску, бронежилет, получал металлический щит для отражения штукатурки, электролампы для смены сгоревших в аппарате, и входил в кинобудку, которая на всякий случай тут же закрывалась на амбарный замок, чтобы исключить бегство партийного киномеханика в минуту опасности, дабы не скомпрометировать руководящую и направляющую силу советского общества.
Гаснул свет, кино начиналось. Периодически рвалась пленка, горели лампы. Реже из окошек кинобудки раздавались крики «Бл…»; «Е…», что свидетельствовало о точном попадании куска штукатурки в нашего «Коммуниста». По окончании сеанса он выпускался на волю, проверялся санинструктором на предмет травм, склеивал порванную пленку и отдыхал. А вечером снова в бой…
«Век воли не видать»
Нехватка кадров прапорщиков и сверхсрочников заставляла периодически пытаться воспитать или исправить неисправимых. Как-то к нам перевели сержанта-сверхсрочника из другой роты по охране ЛТП. Причина заключалась в том, что он пил больше охраняемых алкоголиков. Мы с ним побеседовали и на первое время поселили в казарме в классе службы. Трезвым это был совершенно другой человек, ответственный, добросовестный, все понимающий.
Вечером 22 февраля мы с одним из командиров взводов сидели в канцелярии. Вдруг к нам с безумным видом заходит наш герой и несет какую-то чушь. Проверив его на предмет употребления алкоголя, мы убедились, что он абсолютно трезв. Видимо, за неделю этой трезвости у него начала «ехать крыша». Мы его успокоили, отвели в класс и уложили, решив, что утром придется везти его к специалистам.
Через некоторое время он вновь, но уже босиком и по форме зашел в кабинет. В руках сержант угрожающе держал огромный нож, который до этого был намертво прикреплен к стенду «Запрещенные предметы, изъятые у осужденных» и произнес: «Там черти, я всех замочил». Мы быстро его скрутили, одели наручники, и побежали в казарму, проверить солдат. К счастью, солдаты все были живы и здоровы.
Растормошив объект воспитания, я попытался начать с ним побеседовать, но не успел. Неожиданно, с криками «Век воли не видать», он, сверкнув голыми пятками и наручниками, «щучкой» прыгнул в окно. Учитывая, что второй этаж, а внизу асфальтовая дорожка, мы поняли, что, скорее всего, бежим поднимать труп.
Каково же было наше удивление, когда увидели, что прыгун в полном здравии преодолевает забор и колючую проволоку учебной запретной зоны, точь в точь копирующую настоящую по периметру «зоны». Причем этот участок запретной зоны был всего метров четыре и его легко можно было обойти. Но наш герой легких путей не
