В районе восточнее Калинина в наступление перешло семь дивизий противника. Фельдмаршал фон Бок считает этот участок фронта самым опасным. Во второй линии на этом участке нет никаких резервных сил. С шестого декабря в районе северо-западнее Москвы пошла в наступление 20‑я русская армия. 5‑я армия генерала Говорова получила новое пополнение из уральцев и сибиряков. А это люди крепкой косточки. За потери этой армии на Бородинском поле нам придется заплатить дорого. В центре оперативного построения Западного фронта Жуков поставил армии генерала Говорова и генерала Рокоссовского. По данным германского генштаба, обоим этим генералам запах пороха и крови знаком еще с Первой мировой войны. Оба прошли через войну Гражданскую и другие кампании. Среди всех командующих армиями Сталин двух этих генералов отмечает как самых талантливых полководцев. И то, что обе эти армии стоят перед нами, ничего хорошего нам не предвещает. К тому же предвижу, что на Бородинском поле нам еще раз придется скрестить оружие. Я знаю нравы и характер русских. Знаю еще с той, с Первой мировой войны. У русских хорошая память. Они свято чтут могилы своих предков. А за то, что мы натворили на святом для них Бородинском поле и в десятках, а то и сотнях окрестных сел и деревень можайского рубежа обороны, солдаты армии Говорова постараются свести с нами счеты.
При упоминании Бородинского поля Блюментрит оживился:
– Я предлагаю следующее: если обстановка сложится так, что русские снова навяжут нам тяжелые бои на Бородинском поле и в его окрестностях, самое разумное – в авангард нашей пехоты пустить французский легион. Как-никак четыре батальона. Это что-то значит. Пусть до конца постоят за землю, в которой покоятся прах их прославленных предков.
Фельдмаршал сел в кресло и положил руки на мягкие бархатные подлокотники. Выражение его лица было насмешливо-благодушным.
– О, если бы в этом подлунном мире было чудо!.. – Что-то еще хотел сказать фельдмаршал, но раздумал.
– Что было бы тогда? – заинтересовался Блюментрит.
– Если бы мертвым был уготован удел хоть один раз… один только раз за свое пребывание на том свете встать и обратиться к живым с самым главным, с самым волнующим, что нарушает их вечный покой, то я знаю, что сказал бы Наполеон в обращении к своим соотечественникам, поднявшись из могилы.
– Что бы, интересно, он сказал? – обуреваемый нетерпением, спросил Блюментрит, видя, что фельдмаршал ждет этого обязательного вопроса генерала.
– Он приказал бы своей старой гвардии встать из могил и проделать неслыханную экзекуцию с этими подонками и уголовниками, которые, позоря боевые знамена Франции, назвали себя волонтерами-добровольцами и двинулись на ту землю, которая не покорилась великому императору.
– Какой вы представляете себе эту экзекуцию? Всех бы перестреляла гвардия?
– Нет, гвардия не стала бы марать свои руки и тратить на эти отбросы французской нации порох и свинец. А потом… это уже по ритуалу войны – убитых нужно хоронить. А это тоже нелегкая работа.
– Так все-таки что бы сделала, по-вашему, гвардия императора с нашими добровольцами-волонтерами? – В вопросе Блюментрита звучало явное нетерпение.
– Их бы перетопили как бешеных собак где-нибудь в гибельных трясинах болот Белоруссии. Великая армия императора узнала и это.
– Значит, штабу необходимо готовить легион для боев на бородинском рубеже?
Вопрос начальника штаба вернул командующего к тому, на чем он только что остановился.
– Да, я думаю, что только на этом участке фронта французские волонтеры смогут максимально проявить свою готовность выполнить присягу, которую они приняли седьмого ноября в Кракове.
– Вы не думаете вдохновить их перед этой баталией с русскими?
– Вы угадали ход моих мыслей, – оживился фельдмаршал. – Я уже поставил в известность командира легиона.
– И что же он?
– Как всякий предатель своего народа, полковник Лябон холопски смотрит в рот тому, к кому пошел в услужение.
– Может быть, распорядиться, чтобы для вас написали эту речь? – Спросив об этом, Блюментрит примерно знал, каким будет ответ фон Клюге. И не ошибся.
Фельдмаршал подошел к столу и положил руку на книгу мемуаров Коленкура:
– Разве это не конспект? А вообще я уже сегодня готов начать читать курс лекций о войне Наполеона с Россией. Вы в этом сомневаетесь, генерал?
– Теперь уже нет. И все-таки вы не закончили свою интересную мысль о новом витке истории, по которому идет фюрер и ведет за собой свою армию.
Фельдмаршал снова оживился, словно ход его мыслей вернулся к тому, что давно волновало его:
– Это вы меня сбили своим вопросом о волонтерах. Так вот, раскрываю перед вами еще одно, почти зеркальное сходство: как и Наполеон, Гитлер планировал закончить войну с Россией так же быстро, как он завоевал многие страны Европы. Как и Наполеон, Гитлер многого не рассчитал. Думая о жизненных пространствах России, о ее несметных сокровищах, скрытых в земных недрах, морях и реках, оба они не учли гибельности этих необозримых пространств. Не учли внутренних сил многоплеменной России. Не учли духа русского солдата. А ведь перед походом на Россию многие маршалы предупреждали императора, что он затевает опасную кампанию, советовали ему довольствоваться завоеванием Европы. – Фельдмаршал проворно встал с кресла и почти вплотную подошел к начальнику штаба: – А разве нам неизвестно, что самые приближенные к фюреру военачальники и его верные друзья по партии не раз пытались охладить воинствующий пыл фюрера и удержать его от похода на восток?! Но он, как и Наполеон, никого не послушал. Не посчитался ни с чьим мнением. Разве это не зеркальное сходство на новом витке истории?
Блюментрит молчал. Разминая новую сигарету, он ждал, что разгоряченный фельдмаршал готов обрушить на него факты исторических параллелей в двух великих войнах, между которыми пролегла более чем вековая протяженность. И на этот раз он не ошибся.
– Наполеон пошел на Россию с армией в 600 тысяч человек, причем в этом числе было более двухсот тысяч немцев, поляков, португальцев, фламандцев, швейцарцев и испанцев. Тот же военный конгломерат повел на восток и Гитлер. Румыны, финны, венгры, словаки, итальянцы, испанцы и, как мы только что говорили, легион французских волонтеров… И оба сделали стратегическую ошибку – оба начали войну с Россией с опозданием. Оба не рассчитали, что климат России с ее непроходимыми дорогами и зверскими зимами будет работать не на пришельцев, что молниеносная победа над необозримыми пространствами потребует не только большого времени, огромных людских сил, вооружения, но теплой одежды и горячей пищи. Я враг коммунизма как науки, но когда в молодости я прочитал речь Энгельса на могиле Маркса, то поверил в величие Маркса. Вы знаете эту речь, генерал?
– Нет. К стыду
