давно поднявшуюся над древней крепостью Гиркания. «Неужели и это тоже? – подумал он. – И здесь тоже, а может быть, как раз именно здесь, та самая Сфера стойкости?» Митя попытался приподняться, но руки и ноги уже почти его не слушались; тело было насквозь пропитано холодом. «Надо забраться под снег и переждать пургу, – подумал он. – Под снегом теплее». Но пока неуклюже закапывался, он увидел, что навстречу ему кто-то идет. Через несколько секунд он понял, что это большой зверь. «Наверное, снова медведь, – подумал Митя. – Надо было взять ружье». Ружье осталось там же, где рюкзак и лыжи; сейчас, только придя в сознание, потерянный в белизне снега, в густом сером тумане, в шуме вьюги, среди кружащихся хлопьев снега, Митя не был способен вспомнить, даже в какой стороне это было. Тем временем зверь подошел еще ближе и оказался собакой, обычной собакой, возможно даже городской, почти невозможной в этом невероятном снежном мире. Пес шел медленно и тяжело, и Митя подумал, что он очень старый.
Через секунду Митя узнал его, даже не успев подумать, что это невозможно. Он хотел броситься навстречу псу, как тогда, в квартире у Даши, обнять его обеими руками, ладонями прижать к себе большую тяжелую голову, почесать за ухом, не помня уже ни о чем, кроме любви; но на этот раз не только встать, но даже чуть сдвинуться ему удалось с трудом. Пес подошел совсем близко и неторопливо сел на снег рядом с ним. Мите стало казаться, что он больше не слышит рева снежной бури, а белая пелена над ними вдруг приподнялась огромным парусным шатром. И вдруг там, над белым шатром неба, на долю секунды вспыхнул когда-то увиденный им в темном осеннем воздухе город. Собрав уходящую жизнь тела, с почти невыносимым усилием Митя протянул лапу и нащупал руку пса. «Ваня», – одними губами сказал он. Теперь, когда дочери не было рядом, он смог снова заплакать, как тогда, совсем недавно и уже так давно, в случайной гостинице в Красноярске; и слезы замерзали на его щеках голубоватыми шариками льда. Пес Иоанн поднял голову и посмотрел на него все тем же взглядом бесконечной незаслуженной любви. Митя почувствовал, как тяжело дрожит, и снова сжал лапу. Пес Йоханан достал из подмышки большую потрепанную книгу в тяжелом коричневом перелете. Некоторое время листал ее, осторожно перебирая страницы, чуть-чуть склонил голову к нужной строке. «Я есть Альфа и Омега, начало и конец, первый и последний, говорит Господь, – начал читать он, потом остановился, перелистал несколько страниц назад и продолжил: – Я есть воскрешение и жизнь; верующий в Меня, даже если он уже и умер, воскреснет. И всякий живущий и верующий в меня не умрет вовеки».
1
Беньямин В. Берлинское детство на рубеже веков / Пер. Г. В. Снежинской. М.: Ад Маргинем Пресс; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2012. С. 9.
2
Беньямин В. Берлинское детство на рубеже веков / Пер. Г. В. Снежинской. М.: Ад Маргинем Пресс; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2012. С. 9.
3
Беньямин В. О понятии истории / Пер. С. Ромашко // Новое литературное обозрение. 2000. № 46. С. 90.
