и жалеют, то при жизни, если за здоровьем додумываются следить и долго волынку тянут. А потом до всех доходит, что так оно было лучше!
— Так ты в Аду не был, — ехидно напомнил Пашка.
— Был, дружок, был! Тридцать пять долгих лет! А земные годы — они подлиннее в смысле восприятия. Ты мне сейчас хоть сто раз предложи или заново жизнь без контракта прожить, со старыми вводными, или бесом быть — так я вот это вот всё выберу.
— Вас же отпустят в Рай, если чистые души испортятся, — прищурился Пашка.
— Ну так после можно и Рай! Чтобы уж везде побывать. Расширить, так сказать, кругозор. Хотя тут ещё подумать надо как следует. Мне, может, просто интересно в проекте поучаствовать. Ради спортивного интереса!
— Пиздабол ты, Лавриков, — заключил Пашка и проснулся.
Такое решение надо было принимать самостоятельно.
Глава 2
Работа по ТК
Кто-то барабанил в дверь. Входную. И в коридоре уже шаркали неуверенные шаги Другой мамы.
Перед тем как провалиться в колдовской сон на встречу с единственным знакомым, который, по мнению Пашки, мог реально шарить в происходящем, он проверил бабку и маму — едва страшный гость пропал. Обеих нашёл уже не замершими жуткими статуями, а спящими: баба Лида прикорнула в кресле, мать — дошла до дивана и лежала там, поджав ноги в шерстяных носках (полы дома были ледяные даже летом). Стержень свернулся клубком и дрых на полу в коридоре.
— Ленка! — послышалось из-за двери после того, как щёлкнул замок и стук со звонками прервались. — Подурили совсем⁈
— Ты что тут делаешь среди ночи, Мариша? — спросил растерянный голос Другой мамы.
— С обеда не отвечаешь! Лидия Викторовна не отвечает! Павлик взял трубку и сбросил! Что я думать должна⁈ Когда алкаш твой уже раз чуть не убил тебя, Лена! Ты считаешь, мне весело очень через весь город среди ночи лететь⁈ Уже даже автобусы не ходят!
— Я… мы уснули…
— «Этот алкаш», — услышал Пашка ледяной голос очнувшейся бабули, — пропал без вести! И в чём это ты, курва крашеная, обвиняешь моего сына⁈
Ругань нарастала, потом голоса переместились на кухню. Через какое-то время с силой хлопнула дверь, и бубнящая бабуля прошла по коридору опять, а мать с тёткой засели разговаривать до самого рассвета.
Очевидно, что об отце — тут и подслушивать было не надо.
Если Пашка не согласится — отец не вернётся к жизни никогда. Хотя можно будет изменить всем восприятие. Но если Пашка согласится, можно будет изменить возвращённого батю. Сделать его таким же рассудительным и мудрым, как Другая мама, к которой Соколов-младший всё больше привыкал. Полностью переменить жизнь всей семьи.
А пиздабол-Лавриков если в чём-то и прав, так это в том, что не Пашка, так кто другой. И сисадмином сделается, и всех достанет кого надо. Вопрос к Пашке не в том, продолжатся ли в мире сделки с дьяволом, а в том, кто будет их заключать. И почему-то он стал уверен: откажись сейчас, и скоро «Дополненная реальность» появится у всех и каждого, кто ему дорог.
«Если не можешь что-то побороть, возглавь это» — вспомнилась младшему Соколову. В конце концов, можно будет хоть чем-то управлять.
Хотя и недолго. Цифра-то не такая уж и большая. Спасибо, не шесть миллионов.
Мудаков кругом пруд пруди. А то, что они склонны к раскаянию… Пашка всё ещё сильно сомневался, что Островская, Марципан или гнидень были к нему действительно склонны. Так что осечки, очевидно, допускаются.
В конце концов, можно будет с этим быстро покончить, если понадобиться. Завалиться в какую тюрьму, где пожизненные сроки мотают. Уж там кающихся грешников… И все свой ад заслужили явно. Без телефонов сидят, правда, но это поправимо для системного администратора.
Только в тюрьмах контингент совсем гнилой, точно херни наворотят повсеместной, похлеще, чем у гнидня получится.
Так что это оставим на крайняк.
Пашка взял телефон, вошёл в игру и приблизил большой палец правой руки к плавающей иконке «Активировать режим АДминистратора». Первые две буквы обе были заглавными, словно напоминали, на что Пашка подписывается.
Но тут опять же. Активация-то что?
Прекратить работу — задачка нехитрая. Не делать ничего — и всё тут.
Если вдруг почему-то окажется, что так — лучше.
Пашка поёжился на Серёгиной кровати (спать на своей, где сидел фантасмагорический огромный демон, что-то сильного желания не возникло), глянул ещё раз на связную подушку, и тут что-то на повышенных тонах прикрикнула на кухне тётя Марина.
Словно толкнув под локоть.
И младший Соколов режим активировал.
«Поздравляем!» — тут же съехидничала игруха.
Пашка же полез изучать обновление системы.
В таблице учёта очков цифра двести три тысячи четыреста изменилась на «неограниченно». В инфо профиля теперь значилось:
«Уровень — высший. Пакет информации — администраторский. Режим редактора — доступен, полный. Выполнено квестов — 62. Найдено предметов — 39. Баланс — безлимит».
Таблица с грехами и заповедями осталась на месте, там за что-то успел набежать сто пятый уровень — кажется, за нарушение первого правила про «нет других богов…».
А ещё появилось новое меню, которое можно было открыть, смахнув экран вверх. Имелась в нём Пашкина рожа на аватарке, ник «Павел, сын Андрея» и противная строка со статусом «Живой бес». Дальше шёл учёт проделанной работы.
«Ссылка отправлена» и окошко с пустыми строками и отдельным бегунком, чтобы мотать вниз и вверх.
«Договор заключён» и такое же окошко, но тут строки были пронумерованы от одного до шестисот шестидесяти шести, тоже в прямоугольнике с отдельным бегунком.
Ещё имелась строка «В работе», тут можно было печатать через собаку, похоже — вводить имена.
Пашка задумался. Как искать потом — ещё непонятно, но для начала стоит прошерстить знакомых. Вот, например, одноклассники. Те же Маркин, Лебедев и Завихренников — за милую душу станут нормальными людьми любой колдовской херовиной. Даже если им в лоб про суть рассказать. Ещё и визжать примутся от радости, если поверят — а теперь, надо полагать, политика конфиденциальности подправилась.
Это даже и не подстава, а подарок.
Только Лебедев идёт лесом, этого ещё не хватало.
Маркин был поприятнее, и устраивать ему отсроченную гадость не хотелось.
А Завихренников — факт жертва. И факт — склонная к раскаянию. Сашок только и делал постоянно, что всем говорил, как ему жаль, что он то и это. «Я не должен
