для него всё сделали! Чай не бояре, а комнату ему отдельную выделили! У меня своих детей восьмеро по лавкам, а нет же — мы за ним ухаживали! Чистенько тут, опрятненько, соломка свеженькая, травки полевые, цветочки луговые… Девочки мои за ним приглядывали, одежда чистая, не штопанная… За что ж вы гневаетесь?
Как он его назвал? Угаров? Надо запомнить… И главное… Юрий… Угаров… русское всё, всяко легче будет, почти свои.
— С лекарем я сам разберусь. А вы!.. Не вздумайте исчезнуть из города. Отыщу же! Но тогда и разговаривать по-другому будем.
Пока пара вытирала собой пол, Угаров обратился к врачу:
— Лемонс, он жить-то будет? Мы сможем его предъявить на проверку магических сил?
— Будет, — устало кивнул лекарь, — но как?
— Об этом пусть у других голова болит. Наше дело — привести его в божеский вид и доставить к старой карге. Она нас за такого претендента, конечно, по головке не погладит. Ну да выбирать нынче не приходится! Постарайся, чтобы он хотя бы выглядел живее, чем сейчас.
— Общее состояние я подправлю, пока в ласточке будем ехать едем. Но мозги… Если он не разговаривает, едва себя обслуживает, не читает, не пишет — это уже другой вопрос. Ты знаешь, это не моя специализация. Мой предварительный вывод: травили специально и долго. Из-за этого и повреждения мозга, тремор и прочее, что легко списать на «любимый» диагноз — паркинсонизм.
Кажется, от гнева Угарова в каморке даже похолодало.
— В машину его! А я с господами Беловыми поговорю.
Сказано это было так, что и отец, и сын побледнели, окончательно оправдывая фамилию.
Меня с помощью Лемонса и слуги попытались поднять и вынести из каморки на матрасе, но я запротестовал и попробовал сам встать на ноги. О, сюрпризы продолжались! Правая нога была сродни правой руке. Некондиция. Опереться на неё ещё можно было, но о полноценной ходьбе не могло быть и речи. Перелом? Тоже разрыв связок или сухожилий? Настолько глубоких познаний в лекарском деле у меня не наблюдалось. Шатало немилосердно, мутило ещё сильнее, но я держался изо всех сил, чтобы не вывернуть содержимое желудка себе под ноги.
Боги, это же за что надо было так ополчиться на мальчишку, чтобы не просто искалечить, а превратить в овощ?
Ну ничего… Если Угаров их не прикончит, я сам до них доберусь и предметно побеседую.
А вот слова о повреждённом мозге мне не понравились. Возможно, что-то подобное и было, но я пока ничего не чувствовал. Впрочем, для полной проверки координации, моторики, речи, памяти нужно время.
Откуда я это знаю?
Информация всплывала сама собой, явно не принадлежа этому телу. Я не мог поверить, что восемнадцатилетний юноша, больной паркинсонизмом, немой и умственно отсталый — это я. Хер там! Что там Угаров говорил про проверку магии? Её мы пройдём, а дальше поборемся!
* * *
До машины едва доковыляли. Я буквально повис тюком на плечах водителя и лекаря. Ещё и слабость накатила дикая. Пот градом стекал по спине и лицу, всего трясло не хуже осины на ветру, но плёлся из последних сил. Машина была не из дешёвых, лакированное дерево, рессоры опять же, и с гербом на боку в виде чёрной горгульи с золотым вихрем над головой на фоне красного алого щита с вензельками вокруг.
Внутри тоже было уютно, кожаные диванчики и даже обогрев. Я ж не упомянул, что на улице была холодная слякотная весна, да только мне с моим тремором не до того было. В машине меня уложили на один из диванчиков, и Лемонс продолжил колдовать.
При этом лекарь продолжал что-то бурчать себе под нос.
— Так, с этого мы сейчас выведем. Вот это мы сейчас из тебя уберём нахрен. Так, а вот здесь, вот здесь… Нет, здесь я сейчас ничего сделать не смогу. Это нужно отдельно в спокойной обстановке разбираться, чтобы не наломать дров. Так, а это у нас что за чёрная жижа пошла? Ну да боги с ней, выходит из организма, и то, слава богам. Чем же тебя отравили, а?
Уж не знаю, что он там делал, но я явно шёл на поправку.
Вместе с потом из меня выходила некая чёрная жижа, загваздав мою и так далеко не первой свежести одежку. Ну да это не та цена, которую жалко было заплатить за лечение.
Где-то через четверть часа, по субъективным моим показателям, появился и сам господин Угаров. Оценив метаморфозы, произошедшие со мной, а также вид моей одежды, он чертыхнулся:
— Придётся переодевать. В таком виде явно не получится его сдать с рук на руки.
Он ударил по крыше машины своим скипетром, и та тронулась. На удивление, ехала она довольно плавно.
Зато Угаров, заметив мой пристальный и главное осознанный взгляд, решил всё-таки пообщаться.
— Эй, парень, ты меня понимаешь? Если понимаешь, кивни.
Я кивнул.
— Ты знаешь, кто ты?
Я только бровь вздёрнул. Вопрос интересный. Как на него отвечать, непонятно. Ничего не помню же. Но, видимо, моя вздёрнутая бровь тоже произвела впечатление на Угарова.
— Ну вот, а говорили, что дебил. Ладно, с этим позже разберёмся. А пока слушай. Ты — Юрий Викторович Гаров, незаконнорождённый, бастард, иными словами. Мать твоя — княжна Виктория Николаевна Угарова. Отец неизвестен. Родился ты во время Курильской военной кампании. Госпиталь попал под бомбёжку, мать не выжила. Тебя… такого, — он взглядом указал на руку и ногу, — отыскали под обломками и проверили на наличие магии. Не обнаружив оной, дед твой, Николай Петрович Угаров, генерал, между прочим, осерчал сильно, решив, что ты от простеца рождён. Таких в семью принимать не принято. И чтобы прикрыть позор погибшей дочери, тебя на воспитание отдал. А сейчас… генерал Угаров пал смертью храбрых в Дальневосточной кампании, и его мать, стало быть прабабка твоя, княгиня Елизавета Ольгердовна Угарова собирает все боковые ветви крови для какого-то собственного эксперимента. Упаси боги в чём-то подобном участвовать.
Угаров осенил себя неким жестом, выписав в воздухе три витиеватые руны напротив лба, груди и чуть ниже пупка. Судя по чуть засветившемуся золотом энергетическому следу, это было нечто обережное.
Я же невольно приподнял брови в немом вопросе. Это же кто у нас прабабушка, если её до сих пор так боятся?
— Химеролог она из императорской чёрной сотни, — пояснил мне Угаров, но яснее от этого не стало. — Ай, если переживёшь, то расскажут. Так что,
