магазину токкэби можно изменить свою жизнь, когда уже опускаются руки.
На следующем уроке Сэрин никак не могла сосредоточиться. И отвлекало её вовсе не то, что у учителя под мышкой была огромная дыра в современном ханбоке[2] на все сезоны, и даже не то, что прикрывавшие его лысину на макушке отдельные пряди волос с висков сползли и трепыхались. Дело было в книге, которую она прочла, вместо того чтобы поесть во время обеденного перерыва. И хотя учитель брызгал слюной и объяснял что-то с таким жаром, будто с минуты на минуту изрисует мелом всю доску, Сэрин занимали лишь мысли о магазине токкэби.
«Какие еще токкэби?» – Сэрин тряхнула головой, пытаясь отбросить эти фантазии, но это не избавило ее от путаных размышлений, а, наоборот, привлекло внимание учителя.
– Ким Сэрин, сосредоточься!
Сэрин спохватилась, почувствовав на себе взгляд учителя, и быстро извинилась.
– Простите…
С недовольным выражением лица учитель пригладил растрепавшиеся волосы с висков, поправил очки в золотой оправе и продолжил урок. Но мел постоянно ломался, и учитель, проворчав, что теперь ничего не делается как следует, с силой раздавил его о доску.
Сэрин, чувствуя себя виноватой, опустила покрасневшее лицо. Ни у кого это особого интереса не вызвало, и лишь несколько одноклассников скользнули по ней взглядом. Сэрин к этому привыкла.
Вернувшись домой, Сэрин включила небольшую настольную лампу, как обычно настроила нужную частоту на старом радиоприемнике и поймала любимую музыкальную волну. Некогда отполированный, красный, со временем он стал похож цветом на кухонные резиновые перчатки. Несмотря на свою древность, играл приемник довольно сносно. Однако возраст, видимо, все-таки сказывался, и в последнее время он оживал лишь после нескольких оплеух. «Вечно ты как в последний раз!» Но выбросить это почти антикварное радио Сэрин не могла по очень важной причине: оно было единственной вещью, унаследованной от покойного отца. У нее совсем не осталось воспоминаний о папе: он погиб в результате несчастного случая, когда Сэрин была еще совсем маленькой. Мама несколько раз пыталась избавиться от радио, но дочь уговорила ее не делать этого, пообещав, что будет им пользоваться. Радио было ее единственным другом, с которым можно было поговорить по душам, и еще одним членом семьи.
Когда часы пробили десять, из динамика послышалась вступительная заставка любимой программы Сэрин. «Всем здравствуйте, сегодня ваш вечер скрасит…» – голос ведущего, как всегда, был низким и мягким. При других обстоятельствах Сэрин прильнула бы к радио и сосредоточилась, но только не сегодня. Девушка развернула на столе бумагу для писем, которую купила по дороге домой, подперла подбородок и погрузилась в размышления. Ручка Сэрин крутилась и рисовала круги над ее пальцами, но постоянно падала на стол. «Итак, настало время рубрики чтения ваших историй…»
Писать Сэрин никогда особо не умела. Она несколько раз отправляла свои истории и на это радиошоу, но каждый раз безрезультатно. Когда мысли «а вдруг» превратились в «ну вот», девушка поняла, что лучше всего просто отказаться от этой затеи. Наконец рассеянно слушавшая радио Сэрин собралась с духом и выпрямилась.
На настольном календаре четко был обведен день предстоящего экзамена, но сегодня Сэрин решила ненадолго о нем забыть. Она попыталась сосредоточиться на написании истории жизни. Заглянув в записи, сделанные днем в блокноте, Сэрин покопалась в памяти. «Писать максимально честно, говорите?»
В голове одно за другим начали всплывать воспоминания. О том, что она живет вдвоем с мамой. О том, как у них в доме внезапно случился пожар и как они живут на полуподвальном этаже, куда едва проникает солнечный свет. О том, что ей приходится донашивать за кем-то старую школьную форму, потому что у них нет денег на новую. О том, что у нее есть старшая сестра, но в прошлом году она сбежала из дома и перестала выходить на связь. Сэрин беспорядочно записывала все, даже то, о чем стеснялась сказать вслух.
«Услышанная нами история действительно очень печальная. Но не надо себя винить. То, что вы поделились ею, уже говорит о том, что вы справились», – пришел к заключению радиоведущий.
Сэрин так увлеченно строчила в письме свою историю на фоне работающего радио, что не заметила, как приблизился рассвет. Она несколько раз исправляла написанное, затем вложила листок в конверт и легла на старое, расстеленное на полу одеяло. Рядом, свернувшись клубочком, не в силах выпрямить спину, лежала мама. Когда она пришла? Наверное, ночью, закончив работу в столовой. И, боясь помешать учебе дочери, специально тихонько, без единого звука легла спать.
Сэрин положила радио рядом с подушкой, не снимая наушников, и тут из них полилась ее самая любимая песня: «Порой кажется, что вокруг лишь серая стена дождя. Но помни – даже среди самых темных туч иногда мелькает лучик света».
Это была одна из тех песен, которые напеваешь так часто, что со временем, едва заслышав вступление, непроизвольно подхватываешь и начинаешь мурлыкать, подпевая про себя, Сэрин прикрыла глаза. То ли из-за слащавой мелодии, то ли из-за того, что стояла поздняя ночь, она провалилась в сон сразу же, как только коснулась головой подушки.
Глава 2. Подозрительное письмо
Сэрин не особо ждала, что из ее затеи что-то выгорит. Ведь чем выше ожидания, тем больше разочарований. Поэтому она не столько мечтала попасть в магазин, сколько смутно надеялась найти таким способом маленький лаз из нынешнего удушающего положения. А возможно, и просто хотела проверить, правдивы ли слухи. «Да, вот я такая, и что?»
Шел период экзаменов. Ее оценки немного ухудшились, но это было не так уж и важно: в нынешнем положении поступление в университет в любом случае казалось недостижимой роскошью. Мама не подавала вида, но и сама хотела, чтобы дочь побыстрее выучилась, нашла работу и стала поддержкой для семьи.
После школы другие дети группами шли на дополнительные курсы, и только одна Сэрин – домой. У нее с одноклассниками были не просто разные пункты назначения – они двигались в противоположных направлениях.
«Эх!»
По пути домой Сэрин ненадолго замедлила шаг. Впереди начиналась уходящая далеко вверх крутая лестница – от одного взгляда на нее непроизвольно вырывался вздох. В снежные или дождливые дни даже молодые люди осторожно передвигались по ступеням, боясь, как бы не упасть. Подъем же по ней летом заставлял изрядно попотеть. Сэрин ненавидела как скучную, монотонную школьную жизнь, так и эту лестницу.
«О-о-ох».
Площадка, где можно было отдышаться, находилась на высоте обычного многоэтажного дома. Это было одно из тех мест, через которые Сэрин попадала в свой район. Проход, вырубленный в высоком холме, был таким узким, что даже один человек мог протиснуться через него с трудом. За ним вплотную друг к другу теснились серые домишки. Для защиты от дождя крыши местами были накрыты оранжевым брезентом. Чтобы его не унесло во время сильного ветра или тайфуна, на него беспорядочно накидали старые шины и куски черепицы.
– Моя очередь!
Был самый разгар рабочего дня, поэтому улицы практически пустовали. От этого еще более заметными казались дошкольники, которые дурачились невдалеке. В переулке несколько малышей, одетых лишь в рубашонки, сделали нечто из грязи и веток и пытались отнять это друг у друга. Вскоре они заметили вдалеке старика, тянувшего за собой тележку, груженную всяким старьем, и бросились наперегонки прочь. В конце концов один из мальчиков упал и разрыдался.
– Осторожнее, ребятишки!
Старик был одет в шорты и жилет с множеством отверстий для проветривания. Он вскинул брови и стал шутливо ловить бегающих под ногами детишек. Старик обозвал ребятню щенками и велел уйти с дороги, а «щенки» стали толкать тележку сзади, хотя помощи от них было мало.
Сэрин, увидев эту сцену, свернула в переулок, пропуская старика вперед. Но не успела она сделать и шагу, откуда ни возьмись послышалось жалобное «мя-а-ау». Осмотревшись по сторонам, в щели заброшенного здания она увидела кошку со сверкающими глазами. Сэрин осторожно двинулась в ее сторону.
– Голодная?
Кошка, будто соглашаясь, снова протяжно мяукнула. Карманные деньги у Сэрин
