говоря о достижении свободы, подчеркивал важность саморазвития личности и культурной среды, в которой формируется индивид.
Как указано во введении, исторический детерминизм плохо сочетается с либерализмом, однако и при позитивистском подходе можно поддерживать различные концепции свободы, признавая, что они могут конкурировать друг с другом.
2.1.2. Антипозитивизм
К концу XIX века всеобщее преклонение перед наукой и прогрессом на Западе несколько поутихло, а идея о том, что развитие человеческой цивилизации может быть объяснено естественнонаучными законами, стала вызывать все большее отторжение у части общества[141]. Крупные социальные и экономические преобразования: ускоренная индустриализация, экономический кризис, длившийся примерно с 1873 по 1896 год и получивший название «долгая депрессия», появившиеся у низших классов новые возможности для выражения своих политических взглядов – все это привело к тому, что прежние социально-философские методики и представления стали казаться устаревшими и не соответствующими новым реалиям. В некоторых областях знания, например физике, позитивистские постулаты, сформулированные в рамках ньютоновской космологической модели Вселенной, очень плохо объясняли результаты новейших экспериментов. Новые исследования субъективной стороны поведения и сознания отдельного индивидуума, а также выявление бессознательных и иррациональных причин человеческих желаний и поступков – все это привело к переосмыслению коллективистских и детерминистских учений о развитии общества. Не испытывая вражды к науке и рационализму как таковым, антипозитивисты, подвизавшиеся в различных областях знания, активно искали новые концепции и методики для того, чтобы опровергнуть материалистическую и позитивистскую парадигмы, доминировавшие во второй половине XIX века.
Одной из таких концепций, отрицавших идею того, что психологические или культурные феномены подчиняются тем же законам, что и естественно-научные явления, стал неоидеализм (наряду с мистицизмом, прагматизмом и пр.)[142]. Фундаментальный принцип идеализма заключается в том, что разум и идеи не являются эпифеноменами, то есть не вызваны физическими процессами в мозгу. У идей есть собственная причинно-следственная обусловленность: иначе говоря, философский идеализм утверждает, что наша реальность состоит не только из физического мира. Этот принцип естественным образом противоречит позитивистской концепции, опирающейся прежде всего на эмпирический опыт. В Германии возникли различные неокантианские течения: Марбургская школа, главным представителем которой был Г. Коген (1842–1918), и Юго-западная (или Баденская) школа, возглавляемая В. Виндельбандом (1848–1915). Они в рамках «войны с позитивизмом», объявленной Виндельбандом в 1894 году[143], занимались обособлением естественных и гуманитарных наук. Если некоторые неоидеалисты критиковали сциентизм исключительно как методологию, другие, провозгласив человеческий разум неисчерпаемым источником знания и свободы, привносили в учение Канта элементы религии и даже мистики.
Как было указано в первой главе, попытки скрестить идеализм и либерализм приводили к сложным и неоднозначным последствиям. Однако в конце XIX и начале XX века целый ряд мыслителей, в том числе Т. Грин (1836–1882), Д. Ричи (1853–1903), Б. Кроче (1866–1952) и Г. де Руджеро (1888–1948), предпринимали усилия для того, чтобы, опираясь на идеализм, сформулировать жизнеспособную концепцию либерализма. В общем, эти мыслители и их сподвижники считали, что идеализм позволит им более прочно соединить такие понятия, как «свобода» и «мораль», и верили в идею общества, где индивиды будут направлять свои устремления в единое русло во имя коллективного блага. Как было вскользь сказано во введении, во главу угла Грин ставил позитивную свободу, которую он охарактеризовал как «освобождение сил всех людей в равной степени ради достижения общего блага» [Green 1911:372]. Он объединял веру в идеалистический принцип, согласно которому самореализация каждого отдельного индивида приведет к слиянию всех людей в единое вечное самосознание (то есть к Богу), с убежденностью в том, что государство обязано побуждать своих граждан действовать независимо и таким образом способствовать достижению общего блага.
Несмотря на вклад, внесенный идеалистами в становление «нового» либерализма, при целостном рассмотрении их учений обращение этих мыслителей к такому понятию, как «единое вечное самосознание», вызывает определенные вопросы, особенно если говорить об их отношении к негативной свободе. После Первой мировой войны и установления в ряде стран авторитарных режимов в 1920-е и 1930-е годы сторонников метафизического идеализма много критиковали за оправдание политических доктрин, которые отрицали существование конфликта между различными концепциями свободы и объединяли предполагаемую волю индивида с общей волей государства[144]. Уже в наше время Дж. Роулз писал о том, что метафизические учения несут угрозу таким понятиям, как «моральная ответственность» и «свобода воли», которые являются фундаментальными принципами либерализма [Rawls 1985]. Хотя российские неоидеалисты, о которых в основном и идет речь в этой книге, пытались найти баланс между материальной необходимостью и духовной свободой, не все их идеалистические учения можно признать либеральными.
Если неоидеалисты критиковали позитивистов, указывая на то, что человеческое сознание субъективно, другие выдающиеся мыслители той эпохи, например 3. Фрейд (1856–1939), А. Бергсон (1859–1941) и М. Вебер (1864–1920), подчеркивали роль бессознательного в поведении человека и говорили об иррациональной природе чувств. Одним из творцов нового подхода к изучению саморазвития человека и общественного прогресса стал и Ф. Ницше (1844–1900), писавший о природных началах и скрытых источниках человеческой витальности и силы. Провозгласив «смерть Бога» и разорвав незыблемую для христианской традиции связь между истиной, моральными ценностями и спасением, Ницше поставил под сомнение саму идею того, что эти ценности в принципе могут быть объективными и универсальными. Его учение ознаменовало утрату веры в прогресс и универсальное знание – два краеугольных камня, на которых держалось все здание позитивизма.
Несмотря на фундаментальные противоречия между всеми этими учениями, и неоидеалисты с их упором на важность субъективного аспекта человеческой деятельности, и те ученые и философы, которые занимались бессознательным, – все они так или иначе приложили руку к смещению доминирующей философской парадигмы: от объективистской, сосредоточенной на доказуемых данных, к субъективистской, в основе которой лежало необъяснимое.
В какой-то степени «воля к власти» Ницше, «либидо» Фрейда и «жизненный порыв» (elan vital) Бергсона являлись различными проявлениями одной и той же идеи о том, что богатое и многогранное развитие индивида, не постижимое позитивистскими методами анализа, тоже играет важную роль в общественном и политическом прогрессе. Именно эти «новые» теории сознания оказали колоссальное влияние на российских мыслителей, пытавшихся переосмыслить позитивистские постулаты в контексте наступившего Серебряного века и создать современные теории либерализма.
2.2. Эпистемологии либеральной свободы в Серебряном веке
2.2.1. Серебряный век русской культуры
Неоидеалистический либерализм получил распространение в России в 1890-х и 1900-х годах. Это был период расцвета литературы, философии, психологии и политики, российского искусства, время перемен в культурной и духовной жизни российского общества, которые во многом повторяли то, что происходило в целом на Западе, – отрицание радикального позитивизма и уход от объективистского восприятия личности[145]. В эти годы
