великих мастеров!
– А правда, что он не любит женщин и предпочитает мужчин? – спросила Анжелика сдавленным голосом, испугавшись своей смелости.
– Ходят такие слухи… Говорят, что из-за этого он изображает охотнее и лучше мужчин, чем женщин. Но гении имеют право презирать мнение толпы и не соблюдать правила, установленные для простых смертных. Земные законы действуют на земле, но не на небе, а гении – сыны неба, а не земли! Гений приносит в наш мир весть с небес, и мы должны быть благодарны ему за это. Нельзя судить о гении, как об обыкновенном человеке; не судим же мы о Боге, как о нашем подобии! Ты согласна со мной, ангелочек?
– Вам виднее… Я грамоте не обучена, – рассеяно сказала Анжелика.
– Я научу тебя, я передам тебе все, что знаю сам, и ты будешь подобна тем славным женщинам древности, которые разбирались в науках и в искусствах не хуже мужчин! – воскликнул Бенвенуто с благородным жаром.
– Как прикажете. Жена должна повиноваться своему мужу. Пустите, Ипполито увидит. Какие красивые у вас украшения. И одежда у вас очень красивая. А у меня лишь одно парадное платье – вот это, что на мне. Мама не хочет покупать мне новое, – грустно произнесла Анжелика.
– Что за беда! Ты прелестна в любом одеянии. После свадьбы мы закажем для тебя дюжину лучших платьев, и твоя красота засияет, как ограненный алмаз! – Бенвенуто стал пылко целовать ее руки.
– Пустите, Ипполито увидит, – повторила она.
– Да где ему! Он сильно занят: посмотри на него, – вот он уселся в тени и жует что-то, отгоняя мух.
– А ваш товарищ?
– Франческо? Он меня никогда не предаст. Ты не обращай внимания на некоторые странности его поведения, – это последствия удара камнем по голове, полученного в уличной драке… Дай же мне поцеловать тебя, один разочек, на правах жениха… Как ты чиста и целомудренна, – сказал он, с трудом оторвавшись от ее нежных губ. – Признайся, до сих пор ни один мужчина не целовал тебя?
Анжелика зарделась и потупилась.
– Что ты молчишь? Неужели было?! Отвечай! Я должен знать, я твой будущий супруг! – свистящим шепотом вопрошал Бенвенуто, чувствуя, как кровь приливает к его голове.
– Простите меня, я была так молода и не понимала, что творю! – заплакала Анжелика.
– Рассказывай мне все, как на исповеди!
– Это случилось, когда мне было двенадцать лет… – запинаясь, начала она.
– Так рано?
– Да. Мы с девочками пошли за водой к фонтану. А мимо нас проезжал в сопровождении слуг какой-то юноша лет пятнадцати, богато одетый, видимо, из знатного рода. Увидев меня, он соскочил с коня, взял мой кувшин, наполнил его водой и сам донес до моего дома. По дороге он говорил, что не встречал никого красивее меня, и что его сердце теперь навек принадлежит мне, а на прощание поцеловал меня у всех на виду.
– А дальше?
– Моя мама узнала обо всем. Она выяснила, что этот юноша был из очень хорошей семьи, нам не ровня. Мама сказала, что ничего путного из этого не выйдет, и приказала мне выбросить блажь из головы… Больше я его не видела.
– И это все?
– Да, но он долго потом приходил ко мне во сне. Падре Фратерно, мой исповедник, сказал, что это – дьявольское наваждение. Он велел мне чаще молиться и прочесть «Отче наш» и «Славься, Мария» по сто раз.
– А больше ты ни с кем не целовалась?
– Из мужчин – ни с кем, даже с отцом. Когда я была совсем маленькая, он уехал в чужие страны искать удачу и богатство, и с тех пор о нем никто не слышал.
– О, моя Анжелика! Я буду любить тебя сильно, сильно! Клянусь Пресвятой Девой, ты будешь счастлива со мной! – вокликнул Бенвенуто, заключая ее в объятия.
– Вы опять целуетесь? Какой вы нетерпеливый! – оттолкнула его Анжелика. – Вот поженимся, тогда целуйте, сколько хотите.
– Поженимся, душа моя, кто может нам помешать? – уверенно сказал Бенвенуто.
* * *
Бенвенуто бежал по улице к своему дому. Лицо его было ужасно: двум монахам, встретившимся на его пути, показалось, что это сам дьявол выскочил из преисподней, и они долго потом молились, не в силах сдвинуться с места.
В один миг взлетев на второй этаж, Бенвенуто отбросил корзины с бельем, которое Фаустина собралась нести к прачке, и принялся трясти насмерть перепуганную девушку за плечи:
– Говори, подлая, куда уехала твоя тетка! Где Беатриче, эта гнусная пиявка, ненасытный вампир, куда она уехала? Говори!
– Клянусь, я не знаю! Умереть мне без покаяния! Не ведать милости Господней! Да отлучат меня от церкви! – отчаянно кричала Фаустина, отбиваясь от него.
– Врешь! Ты сговорилась с ней!
– Да нет же! Я ее терпеть не могу, ты же знаешь! Спроси у Анжелики, если не веришь!
– У Анжелики? Ха-ха! Она уехала с ней!
– А толстый Ипполито?
– И его нет!
– Ну, перестань же трясти меня! Посмотри на свои руки, я тебе их в кровь исцарапала!
– Дикая кошка! Куда же уехала твоя тетка?
– Не знаю! Сколько раз тебе повторять! Да что у вас случилось?
– Что случилось? Твоя тетушка вчера начала со мной разговор о свадьбе. Сразу же заявила мне, что приданного дать Анжелике не может из-за своей крайней бедности – это она-то живет в бедности, бесчестная врунья! Я сказал, что готов взять Анжелику без приданного, хотя мой отец вряд ли одобрит такую женитьбу. Тут Беатриче принялась плакать и жаловаться, что я забираю у нее единственную дочь, помощницу, опору ее жизни, утешение в старости – ну и много еще чего в том же духе. Я понял, к чему она клонит, и сказал, что готов помочь ей в силу своих возможностей. Надо было видеть, как она преобразилась: глаза у нее стали хищными, как у хорька, зубы оскалились: Святые угодники, не женщина, а вампир!
Битый час она торговалась со мной за каждый грош, за каждую тряпку, за каждую тарелку, за каждый табурет, – все это я должен был ей купить, – и старалась выжать из меня больше и больше! В результате мы сговорились обо всем, кроме платьев для нее и Анжелики: я не возражал против того чтобы Анжелика получила три новых платья, но не понимал, почему я обязан заказать столько же платьев и для Беатриче. Я должен, конечно, содержать свою жену, но обязанность содержать тещу законом не предусмотрена. Бог свидетель, я не скупой, но хорошее платье стоит большого дорогого заказа, над которым мне месяц работать вместе с подмастерьями.
Беатриче просто взбеленилась, когда увидела, что
