Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
смешно сморщился. – Из-за всех этих траурных дел – прости, Эрик – я две ночи спал на составленных вместе стульях, и всё оттого, что кое-кто сломал козетку в моей жалкой каморке гофмаршала. Хочется уже лечь на что-то ровное, и чтобы оно не рассыпалось под тобой посреди ночи. – Лёвольд зевнул, прикрыл рот рукой – блеснули перстни и полированные ногти. – Я, пожалуй, тоже отправлюсь домой. Ваша светлость проводит гостя?
– Могу даже завернуть тебя в шубу.
Но в шубу гостя заворачивал лакей.
Герцог смотрел с досадой на торжественное облачение субтильного Лёвольда в пушистый соболиный мех – лакей лебезил, Лёвольд жеманничал. На сердце скреблись кошки – да что там, целая рысь.
– Прощай, Рейнгольд, – попрощался герцог, и угол рта его нервно дёрнулся.
Лёвольд легко провёл кончиками пальцев по его лицу, успокаивая, стирая тик.
– Прощай, Эрик. Не забудь поставить охрану. А лучше всего – арестуй фельдмаршала первым, – и сбежал вниз по лестнице, стуча каблуками и оставляя за собой невесомый шлейф «пудрэ д’орэ», французской золотой пудры.
Герцог вернулся в свои покои, подошёл к окну – из окна библиотеки отлично был виден подъезд.
Лёвольд спускался к саням – в пушистой шубке, грациозный, изящный и забавный, словно драгоценная игрушка. Оглянулся на окна, кивнул тёмной фигуре в окне и впорхнул в свою карету – невесомая сказочная фея. Золотой экипаж легко покатился прочь по аллее английского сада, до самых крон обсыпанного пышным недавним снегом.
Созвездия поздней осени тревожно мерцали в небе, алмазные слёзы на чёрном бархате, на самом дне божественной шкатулки.
Le petit Poisson et le Pêcheur[3]
В аду не жарко. В аду, наверное, вот так же звеняще, пронзительно, гулко-холодно, как и в этом тёмном земляном тоннеле. Такие же ходы в промёрзшей глине, ни для кого, в никуда. Доктор отставляет лопату, отволакивает к самому началу подземного хода ушат, доверху полный земли. Когда ночь наступит и караульные уснут, можно будет высыпать землю за домом и забросать как следует снегом. Здесь же, на входе в тоннель, скидывает доктор грязную одежду и жёсткие от глины рукавицы и возвращается за свечой. Последний взгляд – на подземный ход, как будто проделанный в мёрзлой глине неумным, но весьма упорным земляным червём, на живые отблески пламени, пляшущие по мёртвым, мёрзлым глиняным стенам. И можно возвращаться.
Доктор, согнувшись, вышагивает в комнату – из пролома в разобранной кирпичной кладке, и ставит свечу на стол. Задёргивает весёленьким полотняным пологом, расшитым красными оптимистическими петухами, дыру в стене, и комната приобретает вполне пристойный вид. Книги, склянки с лекарствами, фарфоровые миски и ступки в тёмных нишах – жилище лекаря, аптекаря, алхимика. Но отнюдь не заговорщика, дни напролёт ковыряющего в земле подземный ход. Между прочим, для человека, которому некуда и незачем отсюда бежать.
Доктор присаживается на скрипучий кособокий табурет, стягивает с ног замаранные глиной сапоги, переобувается в домашние валяные чуни – теперь ничто не выдаст его недавнего занятия.
Стук каблучков по каменной подвальной лесенке – выходит, вовремя он успел вернуться. Дура Полинька. Полинька не знает про подземный ход, ей и не нужно знать, Полинька – супруга главного цербера, надзорного поручика. Но дура Полинька весьма неровно дышит к ссыльному господину, подопечному собственного супруга, и попадись ей на глаза вырытый доктором лаз – ещё, чего доброго, примется помогать, раскапывать мёрзлую землю нежнейшими белыми ручками. Собственно, поэтому Полинька и дура.
– Доктор, скорее, ему нехорошо!
Полинька встаёт на пороге с перевёрнутым лицом, теребит передничек и всячески волнуется. Можно и не спрашивать, кому – ему. «Он» у Полиньки только один.
– И что на этот раз? – доктор тяжело поднимается с табурета, шаркая, нарочито медленно идёт к двери.
– Прибыл посланник с письмом, наш граф прочёл письмо, нет, он просто увидел герб на конверте – и бух! В обморок… – Полинька экстатически всплёскивает белыми ручками, – Посыльный успел его поймать, так что граф совсем не ударился, но он лежит. И не дышит…
– Посыльный – от Строгановых? Или – от полицмейстера? – доктор выпрямляет спину и внимательно смотрит на Полиньку. – От губернатора? Что там за письмо такое, что наша цаца пала без чувств?
– Вовсе нет, посыльный из Ярославля, от частного лица, – шепчет Полинька и нетерпеливо тянет доктора за собою. – Скорее, доктор, он же там – лежит…
– Полежит – и встанет, – отмахивается доктор, – погоди… Как же он вошёл, от частного – то лица и мимо караульных? Как твой благоверный на входе его не повязал?
– Мой муж пьян… – Полинька краснеет, опускает пушистые ресницы и делается чудо как хороша. – Я провела его мимо охраны, сама. Того парня с письмом…
– Хорошо, пойдём же взглянем – и на мнимого больного, и на парня с письмом, – доктор стряхивает с рукава её ладошку и устремляется вверх по лестнице.
О, это горестное ложе безутешного изгнанника, и на ложе – сам безутешный изгнанник, мертвенно-бледный, в ореоле картинно рассыпанных длинных волос. Этот и смерть свою когда-нибудь выстроит как театральную мизансцену.
В головах скорбного ложа детина в армяке, растерянно веющий над бесчувственным телом куриным крылом, извлечённым из печки. Самое то. Кафтан на пациенте, – конечно же, бывший парадный, со споротым золотом и демонстративно протёртыми в бархате проплешинами – заботливо расстёгнут, и на немощной груди налеплен под рубашкой импровизированный Полинькин компресс. В живописно разметавшихся по наволочке тёмных волосах уже пристроился крошечный рыжий котёнок, пригрелся, свил гнездо и счастливо мурчит – наконец-то удалось, добился своего.
– Фу, Нюшка!
Полинька коршуном подлетает и берёт котёнка – прочь с графских локонов. И сразу же больной открывает глаза – трагические, словно у издыхающего зверя – и тут же упоённо чихает.
– Ну, оклемался! – детина перестаёт веять крылом. – Так ответ-то будете писать? Или я пошёл?
– Ты пошёл, ответ завтра, всё завтра, граф не помер, графу не плохо, граф придуривается, но ответ завтра, потому что сегодня – выволочка, – доктор изгоняет из комнаты и Полиньку с котёнком, и детину с его крылом. – Завтра, завтра, завтра. Ты, малый, возьмёшь поутру ответ вот у этой дамы. Она с удовольствием тебе его передаст. Ведь верно, фрау поручица?
– Верно, доктор, – с улыбкой кивает Полинька, и котёнок на руках её журчит, как закипающий чайничек.
Дверь закрыта, и граф сидит уже на своей постели, обняв колени, положив подбородок на переплетённые пальцы. Когда он исподлобья вот так смотрит и улыбается – увы, не только Полинька делается полной дурой.
– Что за курьеры от частных лиц и тайные письма, и почему ты
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
