пополз навстречу танку.
– Куда ты, Ваня!? – закричал Фёдор, не переставая стрелять. – Убьют же, чёрт.
А Иван всё полз и полз. Ему казалось, что прошла уже целая вечность с тех пор, как он схватил связку гранат, хотя пролетело всего лишь несколько секунд. Перед ним рядком цокали пули, но он всё полз и полз. Вот, наконец, и танк.
– Пора, – решил Иван, чётко видя движущиеся траки "Тигра", и изо всех сил бросил под них гранаты.
Взрыва он не слышал, как не слышал и грохота самого боя, но почувствовал, как вдруг дрогнула земля. Он медленно поднял голову. Танк горел.
Так закончился второй день боя. Боя за Пролетарское, доселе неизвестное Ивану, но такое важное в обороне Тарановки. В этот день отделение Селивёрстова подбило четыре танка. Атаки гитлеровцев прекратились лишь на пятый день. К ночи наконец-то наступило временное затишье. Но не успели солдаты как следует передохнуть, в окоп спрыгнул Синельников, собрал командиров отделений и объявил:
– Товарищи солдаты, общее построение.
– А что случилось, товарищ лейтенант? – спросил старший сержант Терентьев. – Люди и так измотаны. Передохнуть бы малость. Сейчас как-то совсем не до построений.
– Понимаю, товарищи, – вместо привычного замечания спокойно ответил лейтенант. – Но это приказ комдива, а приказы, товарищ старший сержант, в армии не обсуждаются.
Перед окопами, в которых пять дней велись кровопролитные бои, перед полем, усеянным трупами фашистов, догорающими танками, стояли солдаты и слушали заместителя командира дивизии по политической части гвардии полковника Павлова. Стояли, усталые до беспамятства, многие с окровавленными бинтами, но крепко стояли на ногах и внимательно слушали. Павлов читал перед строем приказ Верховного Главнокомандующего за номером девяносто пять от двадцать третьего февраля 1943 года. Начинался он так: "Сегодня двадцать пятая годовщина Красной армии. Да здравствует Красная армия, героически борющаяся за честь, свободу и независимость нашего отечества против немецко-фашистских захватчиков! Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! Сегодня мы празднуем двадцать пятую годовщину существования Красной армии". Бойцы стояли и слушали поздравления Сталина, его напутствия им, стоящим на самом переднем крае фронта. Им, на кого надеялись их матери, жёны и дети. Им, от кого зависела свобода и жизнь их родины.
Иван стоял в строю со своим отделением и вспоминал погибших друзей. Тех, кто уже не слышал этих поздравлений, но кому они больше всего предназначались. Сашку Быстрова, Семёна Петрова, дядю Борю, Ломакина, имя которого он так не узнал. Всех, с кем довелось повоевать на фронтах, исколесить сотни вёрст российских дорог. Сегодня у них был праздник. Это был их день. Но это было сегодня. А уже на завтра им зачитали другой приказ. Двадцать пятую стрелковую дивизию передали в распоряжение шестой армии Юго-Западного фронта. Приказ означал только одно. Они оставались на своём плацдарме продолжать оборонять подступы к Харькову.
Глава 9.
Шёл май 1943 года. Давно уже сошёл последний снег, отшумели реки, успокоились и вернулись в свои законные берега. Зазеленели луга, распустились листья на деревьях, и зацвели сады. Как невесты, накинув фату, скромно стояли вишни в белоснежных нарядах, а в их ветвях радостно пели птицы, встречая новый виток жизни.
Солнце уже склонилось к закату. Прошёл ещё один день войны. Иван сидел на приспособленным под табуретку искорёженном снарядами старом ведре, невесть откуда взявшемся в окопе, и читал армейскую газету. Книг он раздобыть больше так и не смог, а роман о французском горбуне и лихой красавице цыганке давно уже был прочитан и теперь гулял где-то по дивизии, переходя из рук в руки. Их полк в эти дни стоял между Чугуевом и Купянском, находясь во втором эшелоне шестой Армии. Затишье установилось по всему фронту, и свободного времени у солдат было вполне предостаточно. Личный состав дивизии укомплектовывался, пополнение занималось обучением нелёгкой, но такой нужной военной науке. Селивёрстов каждый день тренировал своё отделение прицельной стрельбе по танкам и другой технике противника. Учил, как менять позиции, маскироваться, что было очень важно бронебойщику во время боя. Сейчас отделение после плотно занятого дня располагалось на отдыхе.
– Самообучением занимаешься, товарищ сержант? – заглядывая через плечо Ивана, спросил парторг роты, лейтенант Родионов.
– Так точно, товарищ лейтенант, – поднялся с ведра Иван.
– Молодец, Селивёрстов. Я давно за тобой наблюдаю. Читаешь ты регулярно. Человек, значит, грамотный, – Родионов достал пачку папирос и не торопясь закурил. – Отделение у тебя образцовое. Умеешь ты правильно дело поставить. И с людьми работать у тебя получается. Ты кем трудился до войны?
– Бригадиром полеводов в колхозе, товарищ лейтенант.
– Что-то в этом роде я и предполагал. Значит, не новичок в организационном деле. А вот почему ты до сих пор не в партии, Селивёрстов? Везде на высоте, а здесь у тебя полный конфуз получается. Так почему? Объясни.
Иван поначалу как-то растерялся. Сам-то он не раз подумывал заявление подать, но каждый раз откладывал. Решал, что комсомол сейчас для него в самый аккурат. Он прямо так и заявил Родионову. Тот от души засмеялся:
– Комсомол ты уже давно перерос, а в партию именно сейчас вступить для тебя самое время. Так что не тяни, Иван. Первую рекомендацию я тебе дам. Вон ещё Синельников за тебя поручится. Так что жду тебя после занятий в блиндаже с заявлением.
Лейтенант затоптал новеньким сапогом окурок и отправился дальше, а Иван сложил газету и задумался:
– Прав парторг. Тысячу раз прав. А звание коммуниста я не опозорю. Костьми лягу, а не допущу промашки. Дурак. Дотянул до того, что другие за тебя думать уже стали. Нет, брат, такого конфуза допускать больше нельзя.
– Что, Ваня, закручинился? – услышал он голос Фёдора. – Чего буйну головушку повесил?
Иван оглянулся. Фёдор пристроился рядом с ведром Ивана и продолжил:
– Слышал я ваш разговор. Прав лейтенант. Кому как не тебе в партии быть? Я бы тоже написал заявление, да грехов много. Не дорос я пока, это факт. Вот понабью ещё фрицев, грамотейку одолею, тогда уж… А ты как раз готов для такого дела.
– Да я и сам уже хотел, – складывая газету, проговорил Иван. – Кстати, про грамоту. Ты что, читать не умеешь?
– Да нет. Читать-то я умею, – улыбнулся Фёдор. – Я про другое говорил. Не больно я в партейной грамоте силён. Вот в чём вопрос. На шахте что? Вылез, харю ополоснул и уже доволен. Никакой культурной работы. Нет, работа-то в бригаде была. И лекции читали и тому подобные мероприятия делали. Да только мне это всё до фонаря было. Я ведь только теперь понимать начал, что к чему. Когда я ещё
