апреля, партизаны (особенно в лесах Крымского заповедника, фактически блокированного карателями из добровольческих батальонов) сильно голодали. Началась снова смертность, увеличилась заболеваемость алиментарной дистрофией. В сложившейся тяжелой обстановке бойцы и командиры обессилели и стали утрачивать остатки веры в то, что Большая земля имеет желание и в состоянии им помочь. Об остроте ситуации красноречиво свидетельствуют записи в дневниках партизан, сделанные в эти дни: «… В глазах темно, если сегодня не сбросят продукты, будет решаться вопрос – жить нам партизанам или нет» (А.Д. Махнёв); «Голод валит с ног все больше и больше людей! Что делать? Положение кошмарное...» (Л.А. Вихман); «…Рынковский подошел со слезами: «Майор, возьмите мои документы, медальон и сберкнижку и отошлите на Большую землю во Владивосток дочке. Я себя дешево не отдам. На случай нападения лягу и буду бить их, гадов, до последнего патрона, последним покончу сам себя,» – отдал и заплакал. Я его успокоил, что до вечера твои документы возьму, а вечером будет сброска, ты покушаешь и я документы тебе верну…» (И.П. Калугин) [233]. Лишь 16 апреля советский самолет сбросил четыре парашютных мешка с продуктами. Все, кто мог передвигаться, рванулись на их поиски, и нашли все. Одна гондола оказалась разбитой. Удержать отчаявшихся бойцов было невозможно. Как отметил в дневнике Д.Ф. Ермаков: «Утром сбросили 4 парашюта. Один парашют разбомбили Сермуль, Алексеенко, Карякин, Лаврентьев, Молочников и др. Муку брали Юдин, Татарин и Палажченко […]»[234] На узком совещании командования (Р. Мустафаев, Д. Ф. Ермаков, И.П. Калугин и И.И. Витенко) по поводу происшедшего решили: поскольку парашют «бомбили» уважаемые партизаны и даже два политрука групп – М. Молочников и А. Палажченко, – никакого дела не возбуждать, но провести с ними воспитательную беседу и лишить положенной бойцам доли из сброшенных продуктов. Вообще же за разворовывание или утаивание продуктов с партизанами разбирались очень жестоко, за воровство – расстрел.
Даже исанские интернационалисты, заброшенные весной в крымский лес в качестве инструкторов по минно-взрывному делу и находившиеся при постоянном внимании командования, отмечали: «В конце апреля 1943 г. наш каждодневный рацион состоял из листьев деревьев, коры, травы и т. д. Трудности, которые пережила наша группа с апреля 1943 г. невозможно описать. В течение 3 месяцев нам в равной степени приходилось бороться против немцев и голода; изолированные в глубоком тылу противника члены группы умирали один за другим, и среди них мой дорогой друг каталонец Альфонсо Гасулья. Всю ночь 30 мая я[235]провел подле него, опасаясь, что он не дотянет до рассвета. Кишечная инфекция, вызванная тем, что мы ели коренья и траву, уже убила многих товарищей. Теперь она убивала его. В 4 часа утра 31 мая мой незабвенный товарищ умер у меня на руках…Вскоре Роке оказался в госпитале в Сочи. Там он узнал, что в лесах и на тропах Крыма – этого незабываемого края, «в боях и в невзгодах», потерял в весе 25 кг. Мой вес был 47 кг. Кожа да кости»[236].
В дальнейшем, в связи с разрастанием партизанской войны и переходом большой части местного населения горных и прилесных деревень, изменениям в отношениях с добровольцами из числа татар (часть которых перешла на сторону партизан), а также усиления снабжения, голод отступил, но по воспоминаниям партизан, сыто жить не приходилось[237]. Особенно во все периоды борьбы ощущался недостаток соли, добывать которую выделялись специальные группы[238].
Конечно, голод вызывался как отсутствием постоянного снабжения с Большой земли, так и отношением с враждебным населением прилесных деревень, и в сознании партизан был накрепко связан с разгромом продовольственных баз в конце 1941 – начале 1942 г. когда партизанское движение Крыма утратило более 60 % продовольствия и средств МТО, что не позволило партизанским районам и отрядам функционировать без посторонней помощи.
Непростой оказалась судьба и у спасенных партизан. Как вспоминал И.Г. Генов: «Почти двенадцать месяцев провели мы в лесах и горах Крыма. Нас мочил дождь, заваливал снег, мы мерзли в суровые холода. Зимой и ранней весной нам пришлось спать по 12–14 человек в одной землянке, одетыми, обутыми – каждую минуту можно было ждать сигнала боевой тревоги. Нас донимал голод. Все это не могло не сказаться на состоянии организма. Когда после «санобработки» нас стали взвешивать, я ахнул: год назад весил 76 килограммов, а теперь – 52…»[239]. Начальник Сочинского эвакогоспиталя № 2120 военврач 1‑го ранга Р.И. Штекелис 8 октября 1942 г. информировал секретаря Крымского ОК ВКП(б) В.С. Булатова о том, что в спецгруппе по госпиталю находится 170 партизан из Крыма, в т. ч.: тяжело раненых – 6 человек, легко раненых – 1, здоровых, нуждающихся в отдыхе – 50, женщин-беременных – 2, больных – 111 (из них с безбелковыми отеками – 54, с авитаминозом и упадком питания – 57 человек)[240].
Следует отметить, что эвакуированные на Большую землю истощенные партизаны не всегда могли восстановить свои силы, до десятка человек умерло, многие остались инвалидами. Из-за изменений в организме на почве голода у таких крымчан наблюдалась потеря веса, достигавшая 20–40 % и даже 50 % первоначального. Потеря веса более 30 % наблюдалась у 59 % больных, более 40 % – у 15 % больных[241], что сопостовимо с больными дистрофией из блокадного Ленинграда. В целом в довоенной медицине считалось, что потеря 40 % веса является необратимой. Но в условиях госпитального режима в 1/3 случаев наступило выздоровление через 3–4 месяца лечения. Потеря веса по большей части происходила в начале заболевания и шла быстро. Восстановление же веса происходило крайне медленно даже при хорошем питании[242].
Вместе с тем здесь сыграли несомненную роль суровые погодные условия зимой и в ряде случаев значительная физическая нагрузка, которая предшествовала возникновению заболевания алиментарной дистрофией. В подавляющем большинстве случаев присоединялись инфекционные осложнения, причем на различных этапах заболевания наблюдались осложнение преимущественно той или иной инфекцией. Так, в ранних стадиях преобладали осложнения пневмококковой инфекцией, в более же поздних стадиях – дизентерийной и анаэробной инфекцией (последняя поражала раненых)[243].
При этом следует отметить самоотверженную работу медицинского персонала госпиталей по сохранению жизни и лечению партизан. Так, в госпитале № 2021 (г. Сочи) к весне 1943 г. 560 больным крымским партизанам была восстановлена трудоспособность, за что военные врачи и руководство госпиталя было награждено орденами[244].
Проблема руководства и командования.
Необходимо отметить частые реорганизации органов управления и непосредственного командования партизанами на оккупированной территории Крымской АССР. Нигде больше в других регионах партизанского движения таких частых и подчас кардинальных преобразований руководящих органов не отмечено. При этом надо учитывать, что
