большее время (кроме периода январь‑май 1942 г., горком Севастополя – до июня 1942 г.) в течение ноября 1941 – апреля 1944 гг. партийные органы управления и советские распорядительные и исполнительные органы, республиканские управления специальных служб находились за пределами полуострова. В основном в Сочи[245] расположились и функционировали обкомы ВКП(б) и ВЛКСМ, Совет Народных Комиссаров, Верховный Совет, НКВД Крымской АССР и множество других организаций (республиканские наркоматы, профсоюзы, снабженческие учреждения, потребительская кооперация и т. п.), которые были просто обязаны помочь лучшим представителям своей республики, сражавшимся с врагом и погибавшим от голода и ран в оккупированной АССР. Однако это было лишь частью общей проблемы.
Ведь даже в мае 1942 года в вопросах управления партизанскими силами на временно оккупированной территории СССР продолжалась чересполосица. Формально руководство партизанами ЦК ВКП(б) было возложено на территориальные партийные органы, которые не имели для этого соответствующих практических возможностей. Особые права на управление партизанской войной продолжал предъявлять НКВД СССР. В свою очередь, Главное политическое управление РККА (ГлавПУРККА), выполняя требования ЦК партии, 19 августа 1941 г. издало директиву «О работе среди населения оккупированных областей и партийно-политическом руководстве партизанским движением», адресованную военным советам и начальникам политуправлений фронтов. В директиве сообщалось, что для выполнения ее требований в штатах фронтовых политуправлений предусмотрены специальные отделы по партийно-политической работе среди населения и войск Красной Армии, действующих на занятой противником территории. С получением в войсках директивы ее указания были распространены на общевойсковые армии, входившие в состав фронтов. Так, в частности, в политотделе Приморской армии, прорвавшейся в начале ноября 1941 г. в Севастополь, был создан такой отдел, который уже с середины ноября стал предпринимать попытки руководить деятельностью партизанских отрядов 5‑го района и установлением связи с 4‑м, 3‑м районами и ШГР. При этом начальник нового подразделения политотдела Приморской армии старший политрук Рыбалкин с подачи начальника политотдела Л. П. Бочарова, вопреки директиве, неоднократно пытался руководство партизанским движением возложить на начальника Разведотдела штаба армии полковника В. С. Потапова. Потапов в категорической форме отверг притязания политотдельцев и получил в этом вопросе поддержку командарма – генерала И. Е. Петрова. Полковник В. С. Потапов, опытный организатор армейской войсковой и агентурной разведок, совместно с особым отделом Приморской армии устанавливал связь с партизанскими отрядами и взаимный обмен информацией, а также постоянно использовал партизанские отряды для переброски за линию фронта диверсионных и разведывательных групп и делегатов связи. Все это, однако, не мешало Рыбалкину и Бочарову неоднократно жаловаться на Потапова даже в политуправление фронта, но он не реагировал на их происки и продолжал свою непростую деятельность по связи с партизанами.
Такое «политотдельское» управление продолжалось относительно недолго – до вытеснения оккупантами в начале марта 1942 г. отрядов 5‑го района в Крымский заповедник, после чего регулярная связь была утрачена. Только 10 апреля после прибытия в Севастополь группы Чухлина – Кобрина ВС Приморской армии заслушал отчет политотдела «О состоянии руководства партизанским движением в Крыму» и принял по нему соответствующее решение. Политотделу было предложено усилить партийно-политическую работу в отрядах и среди населения, штабу армии – ставить отрядам боевые задачи, направленные на срыв операций противника, исходя из обстановки, складывающейся на фронте, для чего регулярно направлять в 3‑й и 4‑й районы боевые приказы и организовывать связь самолетами. В этот день Военным советом Приморской армии было принято решение чрезвычайной важности для партизан – об оказании им продовольственной помощи с привлечением авиации Черноморского флота.
Начиная с 10 апреля у заместителя командующего партизанским движением Крыма по отрядам юго-западного Крыма майора Г. Л. Северского наконец-то появилась возможность установления радиосвязи с Севастополем и даже с Москвой, и он получил, в числе прочих, от политотдела Приморской армии указания на некоторые перемещения командного состава в 3‑м и 4‑м районах, о чем доложил Мокроусову через связников. Так как отдельные из этих распоряжений противоречили требованиям ВС Крымского фронта, командующий партизанским движением 24 апреля по радиосвязи обратился в Военный Совет Крымфронта, которому до 21 апреля подчинялся Севастопольский оборонительный район со всеми своими формированиями. 27 апреля от начальника разведотдела фронта В.М. Капалкина пришла радиограмма: «Директивы Приморской армии не выполнять. Им сообщено о том, что руководство партизанами будет исходить только от Военного совета фронта…»[246].
Такое решение Военного совета Крымского фронта накануне третьего решающего штурма Севастополя, в условиях установления Г.Л. Северским радиосвязи с командованием СОР и полном отсутствии у него радиосвязи со штабом Крымского фронта (из-за проволочек Н.Г. Селихова с отправкой предназначавшейся Северскому радиостанции с радистом, сброшенных во 2‑м районе) было расценено Мокроусовым и Мартыновым как местничество, из-за которого бедствующие 3‑й и 4‑й партизанские районы могли лишиться кровно необходимой им помощи. Видимо, командование Крымского фронта было совершенно уверено в своей скорой победе на Керченском полуострове, которая приведет к полному освобождению Крыма и мыслила такими категориями. Ясно, что это явно влияло на процесс взаимодействия с партизанскими формированиями в крымском лесу.
После падения Севастополя, политотделу Приморской армии к началу июля 1942 г. удалось вырваться на Кавказ. В Краснодаре уже батальонный комиссар Рыбалкин напишет бравурный отчет в ГлавПУРККА о руководстве партизанским движением в Крыму, подписанный Бочаровым, согласно которому весь урон, нанесенный оккупантам крымскими партизанами с ноября 1941 г. по июль 1942 г., стал возможен только благодаря эффективному руководству партизанским движением со стороны политотдела Приморской армии. Ясно, что эти обобщения весьма далеки от реальности. И все же они повлияли на взаимодействие органов разведки с партизанами. А еще явно показали сложность ситуации и явную незрелость органов руководства партизанским движением, негативные принципы и подходы в важном деле сопротивления оккупантам.
Можно констатировать, что в течение первого года борьбы (с ноября 1941 по конец октября 1942 г.) партизанским движением в Крыму с переменным успехом пытались руководить совместно или поочередно: пять фронтовых (Кавказский, Крымский, Северо-Кавказский, Закавказский, ЧГВ Закавказского) и один армейский (Приморская армия), три партийных (обком партии, оперативная группа обкома и подпольный обком), НКВД Крымской АССР и два специально созданных органа управления партизанскими силами (ЦШПД и ЮШПД).
Как докладывали 20.7.1942 г. А. В. Мокроусов и С. В. Мартынов Военному совету Северо-Кавказского фронта и В. С. Булатову: «[…] До сих пор не знаем, кому мы подчиняемся. Нам слали директивы Военный совет Крымского фронта, Крымский обком партии, Приморская армия, НКВД Крыма, а теперь Военный совет Кавказского фронта. Всё ошеломляло нас, и мы не знали, «какому богу молиться». С этим нужно покончить и подчинить партизанское движение одному руководству»[247].
Другую, не менее важную сторону управления партизанским движением с Большой земли отметил выдающийся партизанский командир Ф. И. Федоренко
