участок, где уже повалены деревья в предыдущий вечер. Обрубаем сучки, распиливаем на двухметровки. Таскаем на себе каждое полено до штабеля, где укладываем их высотой до 1,1 м. После обеда, когда норма по 2,5 кубометра на человека уже сделана, начинаем спиливать с корня, подготавливая тем самым работу на завтра. Под вечер, уже к концу работы, я тащила к штабелю большое березовое полено. Вдруг очень сильно кольнуло между лопатками. Я бросила бревно, в глазах помутилось. Долго не могла очухаться. Больно дышать, не согнуться».
Назавтра Ирина с утра вышла на работу в лес, но адская боль не дала работать. Врач освободила ее от работы.
3 июля. «Работала я на вагонетках. Это изнуряющая работа, но в нее постепенно втягиваешься.
На каждой вагонетке работают три человека. Называется бригада. Я работаю с Мусей Яковитовой и Костей Ермолиным (бедный мальчуган, он 1924 года рождения и остался без глаза). Труд тяжелый. Сам путь, пока толкаешь эту нагруженную 4 кубометрами вагонетку, забирает массу сил, изматывает человека, я не говорю уже о погрузке и разгрузке, когда приходится ворочать толстенные бревна.
Дождь идет точно по расписанию. Мы успеваем уехать с вагонеткой по узкоколейке, нагрузить все 4 вагонетки, приехать обратно, разгрузить их, и как по команде, начинается дождь. Так все 6 рейсов».
Изнуряющий ручной труд, тем более у новичков, у женщин (!!!) – почва для непредвиденного, для травм. И все же, получив травму, медсестра Морозова и поставить ее на одну доску не может с ранами и страданиями бойцов, защищающих родной город.
Утром 1 августа на их вагонетку налетела следующая, с дровами. «Я попала между ними…Очень сильно ушибла грудную клетку. Наша врач Бобылева М.В. делала мне холодные примочки. Нельзя быть настолько невнимательными. Ведь могло кончиться не только переломом двух ребер, а гораздо более страшным».
Хорошо, что 3 августа лесорубы уже вернулись в город. «В Ленинград, в госпиталь приехали поздно вечером. На осмотр попала к доктору Шадриной. Она поставила диагноз: перелом 3-го и 4-го ребер справа. Рентгенолог отказалась обнаружить что-либо, говоря, что граница кости и хряща на пленке не видна. Доктор Михайлова написала освобождение от работы на 4–5 дней. Осталась жить в общежитии с девочками 2-го сортировочного отделения. Поставили еще одну кровать на середину комнаты. Все дни здесь бахают кошмарно. Какой резкий контраст с тишиной леса!
Больно дышать, больно повернуться».
Но разве Морозова может сидеть без дела? «Я пошла в палаты, помочь записывать больных. Мне очень больно дышать… но разве это можно сравнить с той болью, которую переносят они? Вот уже десять дней прошло с того момента, когда я увидела надвигающуюся вагонетку с дровами, и в следующий миг – удар».
Ирина вновь и вновь вспоминает мгновения того дня в лесу, принесшие ей боль и страдания. Только время лечит, ребра потихоньку затихают.
Но цепочка заготовки топлива имела и получателя, где это топливо ждали – госпиталь. Осенью она уже вновь пригодна для физической работы.
В октябре в госпиталь прибыли вагоны с торфом. «Сегодня третий день, как все мы (главным образом сестры и вольнонаемные санитарки) под дождем разгружаем вагоны. Носим далеко за линию железнодорожных путей. Переносили торф на носилках и строили домики».
На пороге зимы все больше сил – на заготовку топлива. 19 ноября с утра девушки не успели еще что-нибудь и сделать, как сообщили, что пришли вагоны с дровами. «Быстро переодевшись, мы были уже на рампе, где вагоны уже разгружались народом. Нашему отделению выпало на долю разгрузить два американских вагона, что равносильно пяти обычным [двуосным]. Дрова как на подбор. Девушки работали все дружно.
Мы, кажется, уже привыкаем к новому режиму работы: день дежурить на отделении в палате, а среди ночи подниматься на разгрузку вагонов с дровами. А как не хотелось просыпаться в 3 часа ночи! Зато – работали хорошо. Бригада у нас была дружная – 6 человек, все военные сестры и лишь одна санитарка. Разгрузили вагон в 2-2,5 часа!»
В декабре она пишет: «Последние дни у меня болит очень в области правого легкого. Больно дышать. Теперь я выхожу на улицу только в шинели».
…Доставленные в госпиталь дрова требовалось еще и распилить! Этим занимались на берегу Монастырки. Запасенное в летний сезон 1943 года топливо очень помогло персоналу и поступившим в госпиталь раненым пережить зиму. Впереди был 1944 год, январь. Полное освобождение Ленинграда от блокады. Вот тогда и вздохнула медсестра Морозова, по-настоящему почувствовала надежду на скорую победу.
Только борьба за топливо, за тепло стоила ей большого напряжения и немалого здоровья. Но характер победил.
Ох уж эти черные глаза!
16 июля 1942 года Людмила Морозова и ее мать Агриппина выехали с эшелоном Института киноинженеров из блокированного Ленинграда в эвакуацию. Медленный, со стоянками, поезд дополз до Ладоги. Самое трудное – переправа по Ладожскому озеру до Ко-боны. Посадка в грузовик, и уже в Войбокало они размещаются в вагоне. Людмила в дневнике с грустью пишет: «Наш милый дорогой Ленинград – неужели больше никогда я не увижу его?» Многомесячный путь эвакуированных лежал через Тюмень, Новосибирск, и далее – крутой поворот на юг. В дороге – голод, недоедание, бытовая неустроенность.
Тревоги юной девушки, которая всю жизнь провела в родном доме под родительским крылом, понятны. Но в войну все взрослели быстро.
В Среднюю Азию состав въезжал по проложенному за десять лет до того Турксибу. Где сойти с поезда и обосноваться, долго решить не могли. И вот через месяц с небольшим после отправления из блокированного города – Джамбул: там сахарный завод, патока, это и стало решающим. (Двухтысячелетний город Тараз в советское время носил такое имя. Древнее имя сейчас ему возвращено) Город расположился у северного склона Киргизского хребта на реке Талас. С севера его окружает пустыня.
В сентябре Морозовы уже нашли квартиру, правда, далеко от города. Они решили подыскать другую. Стали обживаться. Каждый день Люся ходит на рынок продавать вещи и на обратном пути тащит продукты. Мечтает устроиться на сахарный завод. Они с мамой обрастают знакомствами, чтоб доставать продукты.
И почти каждый день пишет в блокированный Ленинград сестре Ирине письма. Ждет весточек от школьных подруг. Эта связь для нее очень важна; наверное, так же, как для ребенка, пришедшего первый раз в детский сад – любимая кукла.
Но первым делом – быт. «…мы достали по 4 кг сахару, рис, манную. Обещали достать комнату. … Очень хотела бы знать об Ире, Нине, Рае, Яшке. О Борисе
