будет ли это иметь какие-то последствия, но мне все равно.Человек, который предает своих близких для меня перестает существовать.
Еще хочу сказать, что ты зря беспокоишься о том, что твое ранение может иметь какие-то последствия для карьеры твоего друга Василия Яковлевича Абрютина. Твой батюшка на мой вопрос ответил так: «Исправник-то здесь при чем? Ванька сам дурак, что под пулю полез. Но, вообще-то, наш сын подвиг совершил. Не каждый рискнет друга спасать!»
Скажу еще, что твой батюшка в глазах сослуживцев и двора предстал в качестве отца героя. А слава детей, как известно, отбрасывает свой свет и на родителей!
Еще раз скажу, что мы с батюшкой очень тобой гордимся. Огромный привет Анечке. Передай ей, что я по ней очень скучаю. Напишу ей завтра. То, что скучаю по тебе, писать не стану, это и так ясно.
Хотела подписать — маменька, но батюшка решил сменить гнев на милость — что-то пробормотал — мол, надеется, что у Вани все в порядке. Просил передать поклон. Он же просил передать тебе посылочку, она прилагается.
Твои маменька и папенька'.
— Аня, а кроме письма что-то было? — поинтересовался я.
— Трубочка и посылочка. Держи.
Трубочка — это кожаный тубус с указом, а в посылочке, наверняка орден святой Анны с мечами. А вдруг даже не третьей, а второй? Вот было бы круто! Сегодня же к Леночке побегу, похвастаюсь.
Я с нетерпением вскрыл посылочку, вытащил из деревянного ящичка красную коробочку, открыл и… обомлел. А где моя Анна с мечами? Красный крестик в красном же круге с короной, маленький, на винте. Еще красный темляк. Это что такое? Так это же Анна 4-й степени, которую вручают младшим офицерам, вроде прапорщика. Клюква. Что я с этим орденом делать-то стану? У меня и шпаги-то нет, чтобы его прикрепить. А если и есть, то в доме родителей. Там же, где и парадный мундир.
Ну, государь император… Ну, шутник.
Глава 8
Земские страсти
Кому жаловаться на проклятую судьбину? Только лучшему другу — начальнику уезда. Но напрямую сетовать, что «клюква» после Владимира как-то не катит (не комильфо, по нынешнему), а мне хотелось рядом с одним крестом еще и второй прикрепить (красиво ведь!), было нескромно. Поэтому, я решил только констатировать факт. Дескать — вот, смотри, я теперь дважды кавалер. Авось да Абрютин сам скажет, что мог бы государь император мне «аннушку» и повыше степенью дать. Ситуации не изменит, но на душе станет полегче.
Абрютин горемычного не пожалел.
— Иван, я тебя искренне поздравляю, — пожал мне руку господин надворный советник. — Даже не думал, что государь тебя Анной 4-й наградит. Думал, что и Станислава бы довольно.
Чего-то я совсем ничего не понимаю. Да, помню, что «клюква» по статуту выше, чем «третий Станислав», но на груди бы второй крестик солиднее смотрелся, нежели на шпаге. А если уж «Анну» государь решил дать, то что ему стоило дать не четвертую, а третью? Неужели трудно?
— Знаешь, как молодые офицеры мечтают «клюковку» к оружию прицепить? Как Анну пожалуют, рукоять сабли обязательно на виду держат — на пузе, дескать, смотрите. Это как знак принадлежности к ордену. У нас даже выражение было «клюквенный крестоносец». Потом, разумеется, все привыкают. Я сам крестик после ранения получил, а как получил, то от счастья был прыгать готов. А я в ту пору постарше тебя был. У тебя теперь боевой орден. Неслыханно, чтобы чиновник в мирное время такой получил.
После таких слов плакаться на судьбу расхотелось и я уже иными глазами смотрел на свою награду. В двадцать с небольшим лет стать кавалером и Владимира, и Анны, очень неплохо. Зажрался я. Надеюсь, Василий не обиделся, что за спасение городового меня наградили Владимиром, а за спасение целого исправника только Анной? Но даже если и обиделся, то вида не покажет. И обижаться следует не на меня, а на государя.
— Обмывать когда собираешься? — деловито поинтересовался Василий.
Точно, мне же еще орден с сослуживцами обмывать. Иначе, дескать, и награды нет. Я бы и обошелся, а коллегам только повод дай, чтобы выпить и закусить за чужой счет. Ответил неопределенно:
— Пока не думал. Но точно, что не дома. У меня нынче прислуги нет, квартирной хозяйки тоже, одна гимназистка. И, вообще, у меня убийство нераскрытое, а еще в Устюжну ехать.
— А мне через пару дней в Луковец, на ярмарку. Так что, если надумаешь, так давай через неделю, а лучше две.
Елы-палы, а вот это я упустил из виду. Абрютин с парнями уедут, а с кем я убийство раскрывать стану? Одному по городу бегать, свидетелей устанавливать? А в Ивачево с кем поеду?
— Подожди, получается, ты уедешь, и всю полицию с собой увезешь? — на всякий случай спросил я, хотя уже и так все понял.
— Щуку оставлю — пусть командует. Сидит в кабинете, бумаги подписывает. Главное, чтобы на гвоздь не накалывал.
Когда-то, сидя в архивах, удивлялся — зачем понадобилось протыкать какой-то документ ровно посередине? Зато теперь знаю, что некоторые бумаги, идущие мелким начальникам, оные попросту прикалывают на гвоздь.
С циркулярами и важными документами, что не требуют срочного ответа, иной раз так бывает. Спустило «верхнее» начальство «нижнему» бумагу, а там ее просто на гвоздь накалывают. Потом, когда приезжает инспектор, первое, что он делает — снимает циркуляры и приказы с гвоздя, их раскладывает на столе и тычет носом провинившегося чиновника.
Вот и с господином Щукой схожая ситуация. Была ориентировка на беглого дезертира, была, но исполняющий обязанности исправника Каэтан Иванович, насадил ее на гвоздь, и забыл.
— А работать кто будет? — поинтересовался я.
— Ухтомского да Смирнова на неделю хватит, но всех остальных заберу. Еще и конную стражу придется брать. Не дай бог опять конокрады пожалуют, лови их по трем губерниям.
Странно. Череповецкая ярмарка крупнее, нежели в Луковце, а головной боли от нее меньше. Или причина как раз в том, что Луковец на стыке губерний и труднее определить — куда убегают конокрады?
— А я-то рассчитывал, что ты мне людей дашь, — приуныл я. — Хотя бы парочку человек.
— Иван, не переживай, — утешил меня Абрютин. — Подворовый обход мои парни проводят, почтовую станцию проверяют, приметы беглого камердинера знаем. Ты за неделю все равно ничего нового не отыщешь.
В сущности, исправник прав. Ежели мы преступление сразу не
