class="p1">Во время Русско-турецкой войны 1773–1774 гг. Орлов достиг больших успехов, действуя с флотом в Средиземном море. Он одержал победу под Чесмой, за что удостоился титула Чесменский, но затем императрица внезапно охладела к бывшему фавориту В 1775 г. честолюбивый граф предпочел выйти в отставку по собственному желанию и в большой роскоши стал жить в своих подмосковных имениях. По сведениям современников, граф сильно скучал, поэтому в 1782 г. решил жениться на молоденькой Авдотье Лопухиной. Орлову тогда сравнялось сорок пять, а его невесте всего девятнадцать. Три года спустя жена родила графу дочь, получившую имя Анна, а еще через год Авдотья умерла при родах сына, который тоже, к сожалению, не выжил. Жениться вновь вдовый граф не захотел: Анна осталась его единственным ребенком и наследницей огромного состояния. Отец очень любил ее и окружил роскошью, достойной принцессы. В 1796 г., когда дочери исполнилось одиннадцать лет, Алексей Григорьевич сделал ей подарок:
– Жить будем теперь в Москве, душа моя!
Он выстроил красивый дворец, окруженный парком, в ближнем пригороде Нескучное. Теперь это место известно москвичам как Нескучный сад, а дворец графа Орлова занимает Академия наук.
Ежедневно во дворце устраивались балы и празднества, театральные представления и фейерверки, скачки и прочие развлечения. Юную графиню в семь лет пожаловали в придворные фрейлины. Жизнь казалась сказкой. Однако судьба внесла свои коррективы.
В 1808 г. граф Алексей Григорьевич скончался. Его дочь, которой исполнилось двадцать три, осталась наследницей – причем единственной! – фантастически огромного состояния, не поддававшегося даже точной оценке. Историки середины и конца XIX в., описывая жизнь графини Орловой, неизменно отмечали: при императорском дворе она появлялась в немыслимо роскошных туалетах, а ее драгоценностям завидовала даже императрица.
Например, М.И. Пыляев описывал, что повседневным украшением графини служила длинная нить уникального жемчуга, несколько раз обвивавшая ее шею и спускавшаяся до пояса. Каждая жемчужина в этой нити отличалась удивительным блеском и продолговатой формой, а по величине превосходила две крупные горошины. По данным того же автора, только одна эта жемчужная нить графини оценивалась в шестьсот тысяч золотых рублей. Огромные, сумасшедшие деньги, поскольку золотой рубль стоил в десятки раз дороже обыкновенного, в ассигнациях.
И вот эта интересная внешне, обладавшая огромным состоянием молодая женщина вдруг стала проявлять ранее совершенно несвойственную семье Орловых набожность.
Тяжкие грехи
Ряд авторов XIX в. полагает: перед кончиной графа Орлова мучила мысль о многих прегрешениях. Якобы он сказал дочери:
– Все наши богатства, имения, земли и крестьяне нажиты неправедным путем.
– Что вы говорите, батюшка! – испуганно вскрикнула Анна, прикрыв двери спальни отца, чтобы, не дай бог, кто из ближней челяди не услышал слов своего господина, лежавшего на смертном одре.
– Да, я цареубийца, – тяжело простонал Алексей Григорьевич. – Лишил жизни помазанника Божьего ради любовницы…
Так это или нет, судить сейчас очень трудно. Однако есть еще один факт, малоизвестный, зато крайне важный. Еще при жизни отца Анна в шестнадцать лет забеременела от случайной связи и родила дочь – внучку знаменитого графа, фаворита императрицы Екатерины IL Некоторые исследователи не исключают, что это мог быть инцест – то есть, интимная связь отца с дочерью.
В пользу этой версии говорит то обстоятельство, что имя отца девочки нигде не упоминается, а граф тогда еще оставался мужчиной в силе и самым близким для дочери. Да еще эти бесконечные праздники, наверняка сопровождавшиеся возлияниями, от которых совсем нетрудно потерять голову.
Впрочем, любая версия имеет полное право на существование. Важно, что Анна родила ребенка, не достигнув совершеннолетия. По данным историков все того же XIX в., граф Алексей Григорьевич этим обстоятельством якобы не слишком сильно опечалился, однако решил так:
– Рождение девочки нужно скрыть и тайно увезти ее подальше от Анны, чтобы ни одна душа ни о чем не прозналась.
– Как же я не увижу свое дитя? – пустила слезу юная мать.
– Молчи! – сердито топнул старый граф. – Зачем тебе сейчас ребенок? Дурную славу хочешь о себе распустить? Худые слухи имеют длинные ноги! Пусть дитя воспитают тайно, вдали от матери и деда, чтобы оно тебе не повредило в карьере при дворе. Да и о своей репутации не грех подумать.
Ребенка увезли, но об этом грехе молодости, вернее своей юности, графиня Анна постоянно помнила и твердо решила замолить грехи родителя и свои собственные. Умилостивить Бога щедрыми дарами и своим покаянием.
В тот период, когда произошла ее знаменательная встреча с молодым монахом Фотием, графиня Анна находилась в столице империи и числилась при царском дворе в качестве камер-фрейлины. Шел 1820 г., на русском престоле сидел «освободитель Европы» и победитель Наполеона, считавшийся одним из первых красавцев император Александр I. В Казанском соборе, связанном с победой над супостатом, устраивались пышные богослужения. Именно там графиня и услышала проповедь молодого монаха с горящим взором – он говорил о духе времени и развращении в обществе.
– Кто это? – живо заинтересовалась тридцатипятилетняя графиня, поражавшая зрелой красотой.
– Монах Фотий, – ответили ей.
Анна решила: этот чернец как раз то, что ей нужно, и задалась целью приблизить его к себе, сделав своим духовником. Естественно, у графини были любовные связи, однако замуж она не выходила и официально считалась бездетной. Вполне справедливо предположить – молодой монах весьма заинтересовал не чуждую сексуальным утехам светскую даму не только как возможный духовник, но и как возможный тайный любовник.
Фотий был на семь лет моложе графини. Его мирское имя – Петр Никитович Спасский. Родился он в 1792 г. в семье дьячка в селе Спасском Новгородской губернии. Затем окончил духовную семинарию и в 1814 г. поступил в Санкт-Петербургскую духовную академию.
Вскоре состоялось первое свидание графини и «старца», как скромно именовал себя двадцатисемилетний Фотий. По его собственным, более поздним признаниям, свидание проходило скромно, но «девица» – то есть графиня Анна – и «старец» сидели на одном диване. Есть версия, что интимная связь возникла между ними спонтанно, и они полностью отдались роковой страсти, забыв обо всем на свете.
В пользу этой версии свидетельствует то, что сразу же после первого свидания, которое, по всей вероятности, принесло графине немало плотских наслаждений и полное удовлетворение ее бурных страстей, камер-фрейлина начала открыто покровительствовать «старцу». Она делала ему дорогие подарки, давала деньги и даже дарила драгоценности, что полностью противоречит монашескому чину Монашескому – да, но не положению любовника фантастически богатой графини Орловой, занимавшей видное положение при русском императорском дворе.
Видимо, о связи Фотия и Орловой стало известно высшим церковным властям. Поэтому монаха под благовидным предлогом выслали из столицы, назначив его настоятелем Деревяницкого монастыря, расположенного неподалеку от Новгорода, в родных местах опального «старца».
