Впрочем, увиденное её немного успокоило.
По дороге в том же направлении, куда двигались Санька с Феофаном, легко катила высокая бричка, запряжённая парой лошадей. Совершенно без пассажиров, ежели не считать возницы, мужчины неопределённого возраста и невзрачной наружности, но зато в высокой меховой шапке (это среди лета!) и нарядном кафтане, расшитым какими-то золотистыми узорами.
Поравнявшись с путниками, мужчина туго натянул вожжи, с трудом останавливая разогнавшихся лошадей.
– Тпру-у, заразы! – крикнул он низким дискантом, совершенно неподходящим для его далеко не богатырского сложения. – Стоять мне!
И, повернувшись к Феофану, сдёрнул с головы свою лохматую шапку. После этого добавил уже совершенно иным, негромким и даже почтительным голосом:
– Благослови, святой отец!
– Да будет с тобой всяческая благодать и в делах, и в помыслах твоих! – проговорил Феофан напевно и троекратно перекрестил возницу. – Да поможет тебе Господь во всех твоих начинаниях!
– Благодарствую, святой отец!
Возница вновь насунул шапку на голову. До самых, считай, глаз, насунул…
– Издалека путь держишь, святой отец?
– Издалека, – не вдаваясь в подробности, отозвался Феофан. – Может, подвезёшь странников божьих?
– Подвезу! – сказал возница, чуть отодвигаясь на козлах. – Отчего не подвести!
– Давай, Санька! – обернувшись к Саньке, Феофан поманил её рукой. – Залезай!
Ковыляя на ноющих ногах, Санька подошла к бричке и с помощью Феофана в неё забралась, обессилено откинувшись на сравнительно мягкую спинку сидения. Рядом с ней, на сидении и подле него было навалено множество каких-то матерчатых тючков, так что места хватило только ей одной. По этой причине Феофану пришлось сесть рядом с возницей, что, впрочем, нисколечко монаха не огорчило.
– Едем, Санька! – с облегчением проговорил он.
– Н-но, милые! – всё тем же низким дискантом рявкнул возница. – Пошли, родимые!
И, для вящей убедительности, взмахнул над головой кнутом.
Лошади рванули так, что Саньку почти прижало к сиденью. Впрочем, ничего особо неприятного в этом не было.
– Ие-ха! – продолжал вопить возница, вращая кнутом. – Давай, милые!
И, обернувшись к Саньке, неожиданно ей подмигнул.
– С ветерком, девка, прокачу!
Лошади и в самом деле мчались как угорелые, так, что до Саньки, в испуге вцепившейся в поручень, не сразу и дошёл смысл самой последней фразы возницы.
«Девка» – сказал Саньке этот невзрачный мужичок в богатом одеянии, а значит, он каким-то образом смог раскусить нехитрый её маскарад. Но ежели смог он, смогут и другие! Вон и Аксинья тоже как-то неожиданно быстро обо всём догадалась.
«Веду себя, как девчонка! – стиснув зубы, подумала Санька. – Плачу, как дура, и вообще…»
– Отрок это! – прогудел Феофан, обращаясь к вознице. – Блаженный он, потому ликом немного с отроковицею схож…
– Да мне всё равно! – неожиданно захохотал возница. – Отрок, так отрок!
И, вновь повернувшись к Саньке, вторично ей подмигнул.
«Не поверил!» – поняла Санька.
Впрочем, ничем плохим ей это пока не грозило. Феофан был рядом и, в случае чего, с этим плюгавеньким мужичонкой он в два счёта разобрался бы. Да и почему сразу подозревать человека в дурных намерениях. Ну, догадался… ну, дал Саньке это понять – и что?
А лошади всё продолжали и продолжали нестись во весь опор. И возница уже не грозил им кнутом, наоборот, он даже слегка придерживал ретивый бег своих рысаков, время от времени туго натягивая вожжи.
– Добрые лошади! – перекрикивая грохот и дребезжание, издаваемые бричкой, обратился Феофан к вознице. – Сам-то ты кто будешь? Купец?
– А бес его знает! – с какой-то весёлой лихостью отозвался тот.
И, помолчав немного, добавил:
– Со вчерашнего дня, вроде как купец! А кем завтра буду – про то одному Господу ведомо!
Как-то мудрёно говорил возница, темнил он что-то… во всяком случае, Санька его не совсем поняла. А Феофан, то ли понял, то ли глубоко безразлично это всё ему было, но больше ничего расспрашивать не стал.
Но возница явно не считал разговор законченным. Выговориться ему почему-то хотелось, душу хоть кому-либо, да излить.
– Купеческая это бричка, святой отец! – пояснил он, хоть Феофан ни о чём таком его не спрашивал. – И лошади тоже купеческие! Ещё вчера купец с купчихой на них куда-то путь правили… а тут мы с братом возьми, да и подвернись…
Не договорив, он замолчал и принялся усиленно полосовать кнутом лошадей, хоть те и так мчались, как угорелые.
– Но, волчья сыть!
– И что? – резко спросил Феофан, одновременно с этим перехватывая у возницы кнут. – Порешили вы с братом того купца, так, что ли?
При этих его словах Санька вздрогнула и сжалась. По-новому как-то взглянула на невзрачного этого мужичка в нелепом среди лета головном уборе. Раньше возница казался ей просто смешным, теперь же при одном только взгляде на его сутулую спину Саньку невольно пробрала дрожь.
– Ну, что молчишь? – нетерпеливо прогудел Феофан, швыряя кнут себе под ноги. – Говори!
– Осуждаешь, святой отец? – с какой-то даже издевкой отозвался возница, нагибаясь и вновь подхватывая кнут. – А ежели у нас иного выбора не было?
– Бог судит, не я! – буркнул Феофан и из-за плеча бросил обеспокоенный взгляд в сторону Саньки. – А выбор, его завсегда найти можно!
– А ежели он брата мово жизни порешил?! – с каким-то даже торжеством в голосе возразил возница. – Мы бы их, может, живыми отпустили, лошадёнок с товаром отняли бы и всё! А он из пистоли в брата… в упор! Ну, а потом и я его достал… кистенём. Вот этим самым…
И возница неожиданно вытащил из-под сидения шипастый металлический шар на длинном сыромятном ремешке… знакомый такой шар…
– Перетянул разок по макушке – ему и хватило, – продолжал меж тем возница, с какой-то странной ухмылкой покачивая на руке кистень. – Купчиха, известное дело, в крик. Ну, я и её тоже… сгоряча! Потом опомнился, пожалел о содеянном. Не о купце, пёс с ним, с купцом… о бабе его. Она молодая была, сдобная. Очень бы мне для этих самых дел подошла… а я, дурак, кистенём!
И, вновь засовывая кистень под сидение, возница сладострастно причмокнул.
– Не о том говоришь! – сердито буркнул Феофан. – Бог тебе судья, но нельзя об этом так! Давай о чём-нибудь другом побеседуем!
– Давай! – как-то сразу согласился возница. – Как младший братишка мой мученическую смерть принял – об этом я тебе уже рассказал. А поведаю я тебе ещё, святой отец, как старшего моего брата жизни лишали?!
Последние слова возница почти прокричал.
– Поведать?!
– Придержи лошадей! – встревожено крикнул Феофан, хватая возницу за плечо. – Придержи, говорю!
– Ты его убил, монах! – истошно завопил возница, вовсе бросая вожжи и судорожно шаря правой рукой где-то под сиденьем. – Позавчера, у реки дело было! Али позабыл уже, святоша?!
Ничего на это не отвечая, Феофан ухватил
