тысячу раз хуже всех медуз вместе взятых.
— Что? — кричит Кендра. — Что случилось? Что это?!
— Вытащи меня, вытащи меня, вытащи меня…
Кендра обхватывает мою руку двумя руками и откидывается назад, падая на причал. Импульс выдёргивает меня из реки, вытягивая то, что схватило мою ногу. Сначала плечо ударяется о дерево. Затем вся правая рука. Я перекатываюсь на спину и смотрю на ногу, упираясь подбородком в грудь, чтобы увидеть, что меня держит.
Краб.
Разъярённый синий краб вцепился клешнёй в ахиллово сухожилие и не отпускает. Его свободная клешня поднята над головой, готовая щёлкнуть по всему, что приблизится. Крабы — такие ублюдки. Они не знают, когда нужно отпустить, упрямо хватая всё, что считают угрозой, хотя должны просто отцепиться и уйти.
Я дико дрыгаю ногой в воздухе, словно делаю какое— то судорожное упражнение, надеясь стряхнуть этого чёртова ракообразного, но чёртова штука не отпускает.
— Я сама. — Кендра замечает краба и бросается на помощь. Она подползает к моей ноге, но как только оказывается рядом, синий краб начинает щёлкать в её сторону. — Господи…
— Сними его, сними, сними…
Я продолжаю дёргать ногой, но он только сжимает сильнее. Его зазубренная клешня уже достала до кости, скребя малоберцовую, пока я не почувствовала, что она вот— вот треснет.
— …сними, сними…
Я топаю босой ногой по причалу. Заноза впивается в подошву, но любая другая боль — блаженство по сравнению с клешнёй краба, впивающейся в сухожилие.
— Не дёргайся!
Но я не могу остановиться. Надо продолжать топать, размахивать ногой, пока…
Краб наконец отпускает.
— Чёрт возьми, — кричу я.
Краб скользит по причалу по спирали. Он всего в паре футов от нас. Поднимается на сегментированные ноги, все шесть, и начинает защитный боковой шаг. Поднимает обе клешни в воздух, демонстративно угрожая.
Молитва. Вот на что это похоже. Этот синий краб воздаёт мне почести.
Приветствует меня.
Кендра отстраняется. Непонятно, что краб собирается делать, медленно двигаясь к нам.
Краб атакует. Он несётся по деревянным доскам с бешеной скоростью. Его сегментированные ноги стучат по причалу, бегут быстрее. Пена пузырей вырывается из ротовых пластин, бешено брызгая, чем ближе он подбирается, пока не оказывается прямо над нами.
Я бью ногой, отправляя ублюдка прямо с причала.
Плюх! Его твёрдый панцирь ударяется о поверхность реки и тонет.
Мы с Кендрой делаем паузу, чтобы прийти в себя. Перевести дух.
— Ты когда— нибудь видела… чтобы краб так себя вёл?
— Никогда.
Я опираюсь на локти и медленно поднимаюсь. Кожа такая красная, будто покрыта тонким слоем клубничного джема.
— Пошли, — говорю я, поворачиваясь спиной к Пьянкатанку и медленно ковыляя по причалу. Девчачья Ночь официально окончена в это воскресенье. — Отведу тебя домой.
ВОСЕМЬ
Я приклеиваю листовку с пропавшим Скайлером на стену и сосредотачиваюсь на плоском изображении его лица. Тысячи, десятки тысяч, может, миллион точек ксерокса складываются в его светлые брови, румяные щёки, тонкую переносицу. Точки, формирующие его глаза, похожи на созвездия звёзд вокруг двух чёрных планет.
Вот Андромеда… Вот Орион… А вот Скайлер, целая галактика пикселей.
Грейс вышла на связь. Эти видения её, не мои. Она пытается направить меня к…
Скайлеру
Я пью вино прямо из сегодняшней бутылки «Yelloy Tail». Догадываюсь, что пластиковые стаканчики кончились, но теперь я слишком пьяна, чтобы ехать в магазин. Если бы мини— маркет был открыт, я могла бы просто постучать к соседям — не одолжите чашку сахара? — но они всегда закрыты. Комната слегка плывёт у меня под ногами. Я опираюсь на стену.
ВЫ ВИДЕЛИ МЕНЯ? Кажется, Скайлер обвиняет меня. ВЫ ВИДЕЛИ МЕНЯ?
— Где ты? — спрашиваю я вслух, ожидая, что листовка ответит.
А что, если я смогу его найти? Какой бы дикой ни была эта новость?
Местная гадалка находит пропавшего ребёнка.
Никого нет. Только я и листовка Скайлера. Не могу поверить, что вообще об этом думаю. Если бы Кендра была здесь, она бы не дала мне проходу. Но что, если это реально? Если у меня действительно есть эти видения — эти экстрасенсорные озарения — может, я смогу его найти.
