Они выглядят чёрно— белыми, лишёнными цвета. Как ксерокопия детского лица.
Я знаю, что это невозможно, но не могу перестать думать…
(Скайлер?)
Ещё одна младенческая голова появляется в поле зрения, плывя рядом со своим невидимым собратом.
Затем ещё одна.
Так много голов. Я вижу их всех насквозь. То немногое солнце — совсем немногое — что осталось, пронзает их крошечные прозрачные черепа, освещая пустые глазницы, заставляя их головы светиться.
Нет — это не глаза. Это пищеварительные кольца.
Медузы. Жжение поднимается от кожи там, где их щупальца провели по моей шее.
Светящиеся следы дрейфуют в воде, как хвосты десятков комет. Я вижу, как их пульсирующие купола колеблются в реке. Медузы всегда были в этих водах, но я никогда не видела столько сразу. Нет смысла считать их. Теперь они повсюду, окружают меня. Их щупальца запутываются в моих волосах, обвивают руки, ноги. Они не отпустят.
Я отталкиваюсь от илистого дна и вырываюсь на поверхность, задыхаясь. Чувствую, как их студенистые тела болтаются на моих руках, пока я пытаюсь грести к причалу.
Уже полночь. Солнце исчезло, и я осталась в полной темноте. Как я так далеко заплыла? Минуту назад я была гораздо ближе к причалу. Клянусь, вода была по пояс. Как она стала такой глубокой?
Прилив. Меня утягивало течением. Даже здесь, в Пьянкатанке, есть тяга. Неизвестно, как далеко меня унесло бы, если бы я не всплыла за воздухом.
— Мам?! — Кендра стоит на краю причала. Теперь она гораздо дальше.
— Я в порядке, — кричу я, продолжая грести. Вода сразу заливается в рот, я выплёвываю её. Останавливаюсь, чтобы нащупать дно ногами, проверяя пальцами илистую поверхность.
— Я возвращаюсь…
Палец ноги скользит по песчаному дну, и я чувствую листья, ветки, кости и весь выброшенный мусор, разлагающийся в покрытую водорослями жижу. Там есть что— то острое, покрытое скользкой плёнкой, но я ставлю ноги, как космонавт, шагающий по лунной поверхности, пробираясь обратно к причалу. Мне приходится выше поднимать ноги, чтобы продвинуться, колени почти упираются в живот, будто я марширую через реку. Я тащу с собой бог знает сколько медуз, все они обвисли на моих конечностях. Теперь я горю. Но у меня нет выбора, кроме как продолжать идти. Мне нужно вернуться на причал. Добраться до Кендры, прежде чем потеряю сознание.
— Почти приплыла, — кричу я дочери, хотя это скорее для себя.
Что— то тонкое и гибкое скользит между моих ног. Оно холодное и мускулистое, не медуза.
Что это? Оно движется с извивающейся силой, давая понять, что я не хочу узнать. Может, это рыба. Легко может быть рыба. Здесь полно рыбы. Оно бьёт меня по голени, затем уплывает — и в голове возникает образ угря, проплывающего между моих бёдер.
Рыба. Просто рыба. Угорь. Водяная змея.
Рука.
Вот оно снова. Теперь выше, на бедре. Оно вернулось за мной. Я изо всех сил стараюсь не закричать. Не хочу пугать Кендру ещё больше.
Что это, чёрт возьми? Рыба, пожалуйста, пусть это будет рыба, просто рыба, просто…
Оно сжимает меня костяными пальцами. Я вскрикиваю.
— Что случилось? — спрашивает Кендра. — Мам, что…
— Ничего, — кричу в ответ. Ложь. — Всё в порядке.
Я ускоряюсь. Не хочу быть здесь. Хочу быть на причале, вне воды, вытираться и идти домой.
Медузы не перестают жалить, их щупальца скребут кожу. Я горю…
Горю…
— О чём ты думала? — Кендра ругает меня, когда я уже в нескольких шагах от причала. Пусть играет в маму сколько угодно. Я почти там. Ещё пару шагов.
— Я думала, что… — почувствовала — …увидела что— то.
— В воде?
— Да…
Ещё два шага. Жжение невыносимо. Я уже вся в волдырях, покрываюсь злой сыпью.
Я протягиваю к ней руку. Мне нужно, чтобы она вытащила меня.
Кендра берёт мою руку.
— Держись.
Я кладу свободную руку на край причала. Доски такие старые, что чувствую, как они прогибаются под моим весом. Медузы, к счастью, отлипают и уплывают обратно в воду.
Но та рука хватает меня за лодыжку. Теперь я не могу сдержать крик. Этот крошечный кулак сжимает сильнее, вонзает зазубренные ногти глубже в плоть. Как бы я ни дёргалась, оно не отпускает. Боль в
