Все наездники – амбидекстры. Умение владеть обеими руками – отдельная учебная дисциплина, которую изучают годами. Вот почему Дравик сломал мне руку. Не из жестокости, не для того, чтобы причинить боль, – чтобы помочь мне. Чтобы я тренировалась, как настоящий наездник, настоящий рыцарь, способный побеждать, только достигла результатов гораздо быстрее. Проливая суп, роняя вещи и так далее.
Это помогает мне быстрее учиться.
Дравик ждет нас в конце туннеля на стартовой площадке, его трость мерцает серебром, лицо прячется в тени. Сэврит идет позади меня, не снимая шлем, а я стаскиваю свой и ускоряю шаг так, что почти бегу к Дравику. Он медленно, опираясь на трость, идет мне навстречу. Я останавливаюсь перед ним. Его лицо непроницаемо. Разрушитель Небес возвышается над нами, лежа на спине в огромной прозрачной вакуумной трубе за стенками туннеля.
– Простите, – выпаливаю я.
– Ничего, – отзывается он. – Все в порядке. Лишь бы ты… – у него дрожит голос, и он отворачивается, когда к нам подходит Сэврит. – Пора идти.
Впервые я следую за ним без колебаний. Сэврит окликает нас, без шлема его голос звучит отчетливо.
– Не знаю, что ты затеял, Драв, но не втягивай в это дело девчонку.
На этот раз Дравик не отмалчивается, и я понимаю, что эти двое наверняка близкие друзья.
– Твоя обеспокоенность принята к сведению, Сэв.
Нашим шагам отвечает гулкое эхо. Холодные стальные коридоры тренировочной арены ведут в вестибюль, отвечающий вкусам благородных, – с белыми мраморными полами, гравитационными фонтанами и раскидистыми растениями в вазонах. Администратор за стойкой кланяется нам, и мы выходим через автоматические раздвижные двери. Ждем на магистральной остановке, когда подъедет ховеркар, наблюдая, как за прозрачными стенами трубы вращается кольцо Станции. Множество твердосветных магистралей, похожих на оранжевые спицы, приковывают ось к внешнему кольцу, как зверя.
– Ты прекрасно справилась, – мягко говорит Дравик. – Трудно поразить цель в первый…
– Почему вы не объяснили, зачем сломали мне руку?
Его бледное лицо подсвечено снизу оранжевым твердым светом.
– Думаю, для тебя будет лучше считать меня злодеем.
Мы смотрим, как звезды летят сквозь пространство и время. Мы оба потеряли матерей. Он не из тех. И я не из тех. Что бы ни случилось дальше, мы должны двигаться в одном направлении до того дня, как он подарит мне покой.
Взглянув на Дравика, я улыбаюсь:
– В таком случае, пожалуй, мы будем злодеями вместе.
14. Пурго
Purgō ~āre ~āuī ~ātum, перех.
1. очищать
2. оправдывать
Месяц спустя
Я сжимаю в кулаке изящную бриллиантовую подвеску и изучаю свою кожу. Окрепшие сухожилия, вены и шрамы. Ногти на пальцах рук стали гладкими, без бороздок – благодаря питательным веществам и отдыху. Правой руке свободнее без гипса, но на ней еще сохранились ярко-красные отметки от наномашин, мелкие, как рисовые зернышки. Бицепсы кажутся налившимися силой, мышцы перекатываются под кожей, когда я протягиваю руку с подвеской и вдавливаю ее в мраморную стену. Не числа отмечают это время. А цели.
Белая пыль вьется у подола моего голубого шелкового платья, робопес щелкает зубами, ловя пылинки. Я опускаю руку и глажу его по голове:
– Не трать силы зря, малыш.
Робопес весело лает и виляет хвостом.
Закончив, я отступаю и смотрю на семь кружков, вырезанных на мраморной стене моей спальни – по одному за каждый поединок, который я обязана выиграть на Кубке Сверхновой. По одному на каждого члена неизвестной мне семьи, который должен умереть.
Бог сотворил вселенную за семь дней, а я уничтожу семерых людей.
Шмыганье носом, доносящееся из коридора, выдает приближение Киллиама задолго до того, как он стучит в мою дверь.
– Барышня?.. Хозяин желает знать, готовы ли вы.
Я застегиваю последний крючок на лифе и поднимаю голову:
– Давно готова, Киллиам.
Кубок Сверхновой проводится раз в десятилетие, и это поистине событие.
За неделю до начала состязаний нова-король Рессинимус устраивает пышный банкет в честь прошедших квалификацию Домов и их наездников, и присутствовать на нем обязаны все участники без исключения. Я смотрю в окно ховеркара на магистрали, рассекающие воздух оранжевыми нитями, на мелькающие под нами особняки благородных, воздвигнутые из стекла и мрамора. Королевский дворец занимает верхушку оси Станции, где обосновалась знать: это здание из белого дерева, расположенное на зеленом диске, с края которого стекают водопады, окутывая верхушку оси влажной дымкой. Десятки ярких ховеркаров, принадлежащих благородным, ожидая разрешения на посадку, вьются по спирали вокруг дворца, напоминая миниатюрную солнечную систему.
– Кто-нибудь из этих семерых Отклэров знает меня в лицо? – спрашиваю я Дравика. Одетый в шикарный серебристый жакет, он сидит напротив меня.
– Я в этом очень сомневаюсь. Если, конечно, ты не показала свое лицо Раксу и он не разболтал, как ты выглядишь.
– Можно подумать, я показала бы ему хоть что-нибудь, кроме двери, – фыркаю я.
Улыбка едва трогает уголки губ Дравика.
– Позиция, достойная похвалы.
Наконец ховеркар совершает посадку, двери открываются, и салон наполняет смех. Я выхожу, и мое серебристо-голубое платье сразу привлекает к себе пристальные взгляды. Среди собравшихся поднимается шепот, едва ли не заглушая рев двигателей на посадочной площадке. На меня вдруг накатывает сожаление, что рядом нет робопса, – мне недостает его сапфировых глаз, жестяного лая, который он издает, защищая меня от опасных пылинок и теней. Я крепко сжимаю в кулаке подвеску Матери.
Дравик оборачивается и предлагает мне руку, обтянутую голубым шелком. Серебряные кисти его эполетов мерцают на солнце, он улыбается.
– Понимаю, тебе трудно терпеть прикосновения, но, может, всего один раз? В знак солидарности.
Я вижу, как вокруг нас расхаживают благородные, выбираясь из своих ховеркаров. Богатые. Влиятельные. Опасные. При виде бледной голубизны и серебра наших нарядов они щурят глаза, словно заметили что-то грязное, мерзкое. Дом Литруа отличается от остальных, и знати, похоже, это известно. Нас мало, а их много.
Я протягиваю руку и беру его под локоть.
Мы шагаем по траве, зеленей которой я никогда не видела, мягкой как вата и колышущейся на искусственном ветерке. Все это похоже на сон, который мне привиделся в раннем детстве, когда я впервые прочитала о щедротах Земли: ухоженные живые изгороди, ряды клумб с плодородной землей, пестрящие цветами и свежими овощами, и даже исполинская поскрипывающая секвойя – «красное дерево». У нее шероховатая кора, а за стволом может укрыться с десяток человек, от ее вида у меня по спине бегут мурашки – когда-то на Земле росли миллионы таких великанов. Земля была настолько большой и зеленой, что даже миллион подобных деревьев мог свободно расти на ней. Под величественной секвойей и устроен банкет, за
