связи. У тебя даже... — она замялась, — ...даже бывшая жена в Интерполе, насколько я помню. И всё равно ты ничего не делаешь!
Боб встал. Его лицо вдруг стало другим. Серьёзным, тихим. В нём не было страха — только расчёт.
— Я делаю, — сказал он. — Я сегодня специально показался ему. Он меня увидел. Теперь он в панике. Его кот, кстати, чуть не обделался прямо в Панамере. Да, у него говорящий кот. Не смотри так. Я видел, как тот испуганно болтал пастью, пока Смирнов крутил башкой.
— У него... кот? — Пайка опустилась в кресло, делая вид, что первый раз слышит — Говорящий?
— Да, и умный. Скорее всего, натренирован в подпольной Смоленской ветеринарке ФСБ.
Пайка не стала сдерживать свой смех и начала смеяться так, что проступили слезы из глаз.
— Говорящий кот, хахаха, - продолжала она заразительно смеяться – в подпольной ветеринарке, хахаха.
За окном шел дождь. Панамера стояла как чёрная акула в кустах лаванды, бессовестно красивая и неподвижная. Внутри не было видно никого, но Боб знал — они там.
— И что ты придумал? — спросила Пайка, уже успокоившись.
— Он знает, где ты. Ты — точка на его экране. Значит, пора устроить спектакль.
Пайка кивнула, не отводя глаз от машины.
— Переезжаем?
— Нет — сказал Боб и отвернулся от окна. — Мы остаёмся.
— Тогда объясни, что ты там себе напридумывал, пока пялился на Порш? — Пайка села, как на трон, слегка надув щёки. — И давай без "снайперок" и бреда про домашних говорящих животных изподпольной Смоленской ветеринарки ФСБ.
— Хорошо, — сказал Боб. — По сути.
Он подошёл к кофейному столику и достал из внутреннего кармана планшет — старый, как его развод, но с начинкой лучше, чем у некоторых спутников. Быстрый свайп, три иконки, карта Парижа. Он повернул экран к ней.
— Вот наш отель, вот Панамера. Вот все камеры, которые я уже задублировал.
— Подожди… Ты ещё вчера говорил, что камеры глушатся.
— Да, обычными людьми. Но я не обычный. Я внедрил подложку через канал техобслуживания. Простым языком — пока он на виду, он под колпаком.
Пайка наклонилась ближе. Глаза её заблестели — не от любопытства, от голода. Она привыкла получать то, что хочет, желательно с эффектом взрыва и оркестра.
— Мы не будем его ловить, — продолжил Боб, спокойно, как будто объяснял маршрут до магазина. — Мы создадим зону, из которой он не сможет уйти.
— Ты что, построишь клетку в центре Парижа?
— Почти. Мы не пойдём за ним — мы стянем улицы на него.
Он ткнул пальцем в экран.
— За два квартала отсюда я арендовал склад. Старый, запечатанный, но с выходом в подземную парковку. Там поставим фальшивую точку доступа — Wi-Fi, Bluetooth, даже слабый 4G-сигнал. Я вошью туда ID твоего телефона. Если он мониторит твоё местоположение — а он мониторит — он обязательно попробует приблизиться.
Пайка нахмурилась.
— Он ведь не идиот. Почует ловушку.
— Вот тут начинается игра. — Боб переключил экран. — На следующем этапе мы активируем вторую "тебя" — твой электронный двойник. Бот, который будет гулять по кварталу, оставляя фальшивые геометки и звуки. Подобный трюк мы использовали против одного шейха в Катаре — и он повёлся. Умные обычно ведутся, когда думают, что они самые умные.
— Допустим. А дальше?
— Дальше мы смотрим. Если он клюнет — я спущу на него перехватчиков. Не наших — местных, нанятых. Они подойдут как воры — тихо, быстро, без лиц. Он исчезнет на час. Этого хватит, чтобы обыскать машину, его карманы и рюкзак. Всё, что у него будет с собой — мы получим.
— А если брелок не при нём?
Боб кивнул.
— Тогда я на его глазах убью кота – с хладнокровием ответил Боб.
Пайка молча слушала. Потом сдвинула ноги с журнального столика, встала и пошла к мини-бару. Налила себе что-то из бутылки, в которой оставалось на донышке, и выпила залпом.
— Всё это звучит слишком... чисто.
— Потому что это не шоу. Это операция.
Она покачала головой:
— А если он всё-таки ускользнёт?
Боб подошёл ближе. Он говорил тише, почти шепотом, но в каждом слове была уверенность, выточенная годами охоты.
— Тогда у нас останется план «Б». Если он сорвётся — я передам его фото в канал моей бывшей. У неё в базе есть доступ к паспортам, арендам, кредиткам. Через три часа он засветится — в аэропорту, в поезде, где угодно. Мы его всё равно найдём. Но если получится здесь — будет чище. Без шума.
Он выпрямился.
— Но вот чего мы делать не будем, Пайка.
— Ну-ка?
— Мы не будем бегать за ним, как идиоты. Это его игра. Надо изменить тактику игры на шахматной доске.
Пайка кивнула, поставила стакан обратно.
— Значит, спектакль?
— Только без зрителей. В этот раз — мы за кулисами.
Она посмотрела на него, долго, цепко. В её взгляде больше не было истерики. Только ожидание.
— Сделай это, Боб. Верни мне мой брелок.
— Я уже начал.
***
В это время в Панамере...
— Ты видел? Он опять вышел. Опять, мать его, показался, — шептал я, прижимаясь к рулю. На его телефоне — карта с красной точкой. Она не двигалась. Точка была упряма, как булыжник.
— А ты видел, как он на меня посмотрел? — Григорий с интеллигентной мордой и голосом старого доцента, нервно топтался на бардачке. — Он меня узнал. Ты понимаешь, он узнал, что я говорю. Я клянусь, Мот, у него был взгляд, как у человека, который в детстве пытался приручить хомяка и с тех пор никому не доверяет.
— Значит, надо действовать, — сказал я и потянулся за ноутбуком.
— А если он не клюнет? — Григорий запрыгнул на подголовник. — Что, если он... настоящий профи?
— Тогда мы притворимся, что мы — богатые идиоты из Смоленска. Гуляем, пьем, поём, иногда разговариваем с котом. Ты станешь вайнером. Я твой продюсер. А Пайка — просто мираж.
— Мне это нравится. Но я требую отдельный номер в отеле и селёдку.
— Какую?
— Балтийскую. Чтобы настоящая. А то будет, как в Лионе.
— Не напоминай мне Лион. Там ты чуть не сожрал чью-то чихуахуа.
— Я
